Даже Эдит была не так напряжена и нервна; она улыбалась непринужденно, смеялась искренне. Финч вел себя с Эдит чуточку игриво и фамильярно — так, пришло Стоунеру в голову, как никогда не мог вести себя с ней он, ее муж; такой счастливой он не видел ее уже не один месяц.
После ужина Финч вынул бумажный пакет из ящика со льдом, куда положил его заблаговременно, и достал оттуда несколько темно-коричневых бутылок. Это было домашнее пиво, которое он сам, окружая процесс великой тайной и церемониальностью, варил в маленькой гардеробной своей холостяцкой квартиры.
— Одежду вешать негде, — сказал он, — но мужские ценности важнее.
Сощурив глаза, как химик, отмеряющий редкий реактив, Финч неспешно разливал пиво; белая кожа его лица и редеющие светлые волосы отсвечивали под потолочной лампой.
— С этим напитком надо аккуратно, — объяснил он. — Там на дне много осадка, и если слишком быстро лить, он попадет в стакан.
Все осушили по стакану, хваля пиво и Финча. Оно и правда было на удивление хорошее: легкое, благородного цвета и без сладкого привкуса. Даже Эдит допила и попросила еще.
Пиво чуть-чуть ударило всем в голову; смеялись без особой причины, смотрели, расчувствовавшись, друг на друга новыми глазами.
Подняв свой стакан к свету, Стоунер сказал:
— Интересно, как Дэйву понравилось бы это пиво?
— Дэйву? — переспросил Финч.
— Дэйву Мастерсу. Помнишь, как он пиво любил?
— Дэйв Мастерс… — промолвил Финч. — Старина Дэйв. За что, черт возьми?
— Мастерс, — повторила Эдит, задумчиво улыбаясь. — Тот ваш приятель, что погиб на войне?
— Да, — подтвердил Стоунер. — Тот самый.
На него нахлынула давно знакомая печаль, но он улыбнулся Эдит.
— Старина Дэйв… — сказал Финч. — Знала бы ты, Эди, как мы втроем выпивали — твой муж, Дэйв и я. Задолго до знакомства с тобой, конечно. Старина Дэйв…
Они со Стоунером улыбнулись, вспоминая Дэйва Мастерса.
— Он был твой близкий приятель? — спросила Эдит. Стоунер кивнул:
— Близкий.
— Шато-Тьерри. — Финч допил свой стакан. — Какая же сволочь эта война. — Он покачал головой. — Но старина Дэйв… Может быть, он смеется где-нибудь над нами прямо сейчас. Жалеть себя — это не в его правилах. Интересно, успел он хоть капельку Франции увидеть?
— Не знаю, — сказал Стоунер. — Ведь его почти сразу убили.
— Очень жалко, если не успел. Мне всегда казалось, он во многом ради этого записался. Чтобы взглянуть на Европу.
— На Европу, — отчетливо повторила Эдит.
— Да, — сказал Финч. — Старина Дэйв не так уж много чего хотел, но Европу увидеть хотел, пока жив.
