В другом письме к барону Дельвигу от 1824 г., описывая это свое путешествие на юг, он между прочим пишет:
"В Бахчисарай приехал я больной". Описывая далее развалины дворца и фонтана и проч., он тут же замечает:
"... но не тем в то время сердце полно было- лихорадка меня мучила...".
Итак эту "горячку" или "лихорадку", о которой говорит Пушкин, он "схватил по обыкновению", как он выражается в письме к брату. Мы знаем, что до этого в Петербурге он никакой такой лихорадкой, как мы бы могли думать о периодических приступах малярии или какой-либо другой инфекционной болезни и которая бы его трепала "по обыкновению" (значит периодически), он не страдал. Мы знаем, наоборот, что до высылки из Питера он был в сильно возбужденном нервном состоянии-вел разгульный образ жизни, натворил величайшие безумства, и поведение его вообще указывает, что он находился в ненормальном и сильно возбужденном состоянии, соответствующем маниакальному или гипоманиакальному.
Поведение его настолько ненормально, что заставляет тогдашнюю администрацию выслать его из Петербурга.
По-видимому, это возбуждение сменяется, ко времени высылки депрессивным приступом, сменившимся затем возбуждениями, называемыми Пушкиным "горячкой" или "лихорадкой". Депрессивный приступ этот, сопровождаемый глубоким упадком телесных и духовных сил, и затем возбуждением, по-видимому, он переживает не впервые, ибо он сам отмечает, что он наступил у него "по обыковению".
В эту же пору депрессии творчество Пушкина замирает и становится вдруг ему недоступно. Замечается резкий упадок творческих сил как никогда (такие приступы отсутствия творчества у Пушкина были неоднократно). Им овладевает то нравственное омертвение, когда психический тонус понижается настолько, что на южное великолепие картин природы он глядит со странным равнодушием, которому сам впоследствии удивляется. За четыре месяца этого периода (май-август 1820 г.) написаны им только две коротенькие элегии, носящие имя "Дориды" и незаконченный отрывок "Мне бой знаком, люблю я звук мечей", да еще эпиграммы на Аракчеева.
Также во время пребывания на Кавказе в этот период написан лишь эпилог к "Руслану и Людмиле", и здесь об упадке его творческих сил он делает сам горькое признание:
"Hа скате каменных стремнин
Питаюсь чувствами немыми
И чудной прелестью картин
Природы дикой и угрюмой;
Душа как прежде, каждый час
Полна томительною думой,
Hо огонь поэзии угас.
Ищу напрасно впечатлений.
