В следующий приезд Манжена Оченин спросил его, привез ли он деньги за работу. Капитан торопливо ответил:
' – Я никаких денег не привез и привозить не собираюсь. Французское правительство бунтовщикам денег не платит. Скажите спасибо за то, что вас всех не расстреляли в ля-Куртине, и за то, что вас кормят.
– Расстреливать нас не за что, – сказал Оченин, – мы Франции ничего плохого не сделали. За бремонский бой мы заслуживаем лучшего отношения.
– А кормят нас здесь не даром, а за нашу работу, – добавил Макаров. – Кроме ппщи нам полагается три франка в день…
– А вы откуда это знаете? – спросил Манжен, зло посмотрев на наших охранников.
– Если вы нам сегодня денег не выплатите, то завтра мы на работу не пойдем, – громко сказал Оченин.
– Посмотрим, как вы не пойдете, – бросил капитан.
– Очень просто, не пойдем и все, нам терять нечего…
– Плати деньги, капитан, иначе бросим работу, – вдруг закричало несколько голосов.
Капитан сердито повернулся и ушел.
После утреннего подъема солдаты собрались завтракать. Во время завтрака возник спор: итти или не итти на работу. Когда раздался сигнал, произошло замешательство. Многие солдаты, вспомнив ля-Куртин, тут же пошли по дороге к каналу, а некоторые стояли в нерешительности. Мы всей пятеркой решили на работу не итти. К нам присоединилось человек пятьдесят.
Через полчаса пришел капитан. Зло оглядев нас, он приказал нам сию же минуту отправиться к каналу. Мы продолжали стоять молча на одном месте.
– Я в последний раз приказываю выйти на канал! – закричал капитан.
– Мы до тех пор не пойдем, пока не получим причитающиеся нам за работу деньги, – заявил Оченин.
– Вам никаких денег не причитается, – сказал капитан. – Кто не подчинится моему приказанию, тот будет строго наказан. Не забывайте, здесь – Африка!
– Наказывайте, как хотите, а на работу мы не пойдем.
Видя, что говорим с ним только мы – пятерка, стоящая отдельно от других, капитан приказал нам следовать за ним.
Дойдя до барака, в котором помещалась охрана, капитан еще раз приказал итти на работу. Мы отказались. Манжен был окончательно взбешен. Дрожащей рукой он открыл дверь комнаты, которая служила вместо гауптвахты, и, введя нас туда, запер дверь на ключ. Но эта мера не подействовала на остальных: на работу они не пошли.
Очутившись под замком, мы стали обдумывать свое положение.
– Начинается, – проговорил я, обращаясь к товарищам.
– Да уже началось, вызов сделан, – ответил Оченин.
– Началось не плохо, не знаю, чем кончится, – поддакнул Станкевич.
