С двух часов немцы начали изредка посылать в нашу сторону снаряды. Я сидел в новом окопе около кавала рядом с солдатом своего отделения Горчаковым. Горчаков раньше был рабочим Тульского завода. Солдаты любили его и называли Василием Михайловичем. Он любил петь и часто напевал вполголоса.
Ночь была холодная. Василия Михайловича пробирала дрожь. Я отдал ему свою палатку. Укрывшись ею и осторожно, чтобы немцы не заметили огня, покурив со мной, Василий Михайлович потихоньку, как и всегда, замурлыкал. Он пел, я слушал. Иногда мы перекидывались несколькими словами о погибших товарищах, потом Василий Михайлович снова мурлыкал.
Так прошло около часа. Вдруг возле нашего окопа разорвался тяжелый снаряд. Осколки с визгом полетели в разные стороны. Мы оба плотно прижались к стенке. Минуту спустя, я сказал Горчакову:
– Ну, Василий Михайлович, вставай, пока благополучно.
Горчаков не отозвался. Я бросился к нему и, схватив за плечи, начал трясти. Он был мертв. Осколок снаряда перебил ему шею.
Забыв всякую предосторожность, я плакал навзрыд. Мой плач услыхал младший унтер-унтер-офицерОченин. Он подошел ко мне и, увидев мертвого Василия Михайловича, тяжело вздохнул. Мы зарыли его тело в неглубокой яме рядом с окопом.
На рассвете немцы усилили артиллерийский огонь. Мы вынуждены были отступить и укрыться в землянках.
Французская артиллерия стала громить форт Бремон. В ясном небе кружило несколько аэропланов. Немцы возобновили атаки. Ночью нас сменила бригада альпийских стрелков.
*
В ротах осталось по тридцать – сорок человек. Люди были сильно изнурены трехдневным боем, бессонными ночами и отсутствием питания. Оборванные, грязные, еле волоча ноги, мы плелись в тыл. У каждого из нас было что-либо немецкое: винтовка, карабин, брезентовый или из тюленевой кожи ранец, маузер, револьверы других систем, отнятые у пленных офицеров.
Я отобрал у немецкого полковника парабеллум с сотней патронов. У него, между прочим, были обнаружены открытки с карикатурами на царя Николая Романова. На одной открытке царь был изображен в лаптях, в грубых деревенских самотканных штанах и рубахе с многочисленными разноцветными заплатами; он сидел верхом на заморенном осле, держал подмышкой маленький артиллерийский снаряд; из карманов его штанов и из-за пазухи торчали запечатанные сургучом бутылки с водкой. На другой открытке Николай, в том же костюме, изображался стоящим против японского императора и принимающим от него одну единственную винтовку. Подобных карикатур было несколько, и мы немало посмеялись, разглядывая их.
