Командиры рот разошлись по местам и дословно передали нам все, что сказал начальник гарнизона. Больше пятнадцати тысяч солдат стояли, раздумывая – кто же этот смельчак?
Прошло несколько минут, виновный не выходил. Генерал вторично передал приказ, – результат был тот же.
– Последний раз обращаюсь, – закричал генерал. – Или прощу или в тюрьме сгною.
Батальон молчал.
Фиалковский поднял руку. Батальон замер, насторожился, ояшдая услышать что-то грозное.
– Молодец, сукин сын! – крикнул генерал, потрясая кулаком.
Он повернул лошадь, быстро поскакал к ожидавшему его кучеру, легко соскочил с седла, сел в санки и уехал. На этом и закончился смотр.
На обратном пути весь батальон смеялся над сумасшедшим генералом. Виновник трехдневной суматохи и необычного смотра Непоклонов спокойно шагал в рядах.
После смотра все пошло попрежнему. Ходили на тактические занятия в поле, занимались словесностью, зубрили титулование начальства.
Непоклонов по ночам отлучался без увольнительной записки. Кто-то сообщил об этом ротному Смирнову, и тот ночью проверил. Непоклонов отсутствовал. На следующий день Смирнов вызвал его в канцелярию и объявил, что назначает в маршевую роту. Через двое суток Непоклонов скрылся и больше не возвращался.
В конце декабря 1915 года в нашей части и в 148-м запасном батальоне, который также был расположен в Кузнецке, произвели отбор солдат в особые войска. Из гарнизона, насчитывавшего около тридцати тысяч человек, отобрали двести шестьдесят рядовых и унтер-офицеров. Все эти люди были рослые, крепкие, красивые, грамотные. Особое внимание обращалось на вероисповедание: кроме православных никого не принимали,, несмотря на все физические достоинства.
Отобрав в своей роте восемь рядовых, Смирнов приступил к подбору младшего унтер-офицера. Митин и я были ростом выше всех остальных младших унтер-офицеров роты. Смирнов остановился на нас. Вызвав в канцелярию, он долго беседовал с нами. На вопрос, кто из нас хочет ехать в Самару в особые войска, мы оба изъявили большое желание.
– Ишь, какие вы храбрые, сволочи, – усмехнулся Смирнов.
– Мы не потому говорим, что храбрые, ваше благородие, – отвечали мы, – а потому, что товарищи с детства, из одного села и хотим ехать вместе. Если же ехать двоим нельзя, то оставьте нас обоих в вашей роте.
– Ни того и ни другого не будет. Поедет один, – сказал Смирнов.
– Покорнейше просим, ваше благородие, не разбивайте нас.
– Молчать! – закричал ротный.
