— В Швейцарии была я, — продолжала Татьяна. — Там у одного «нейтрального атташе» был очень интересный планшет. Атташе много выпил, угощая меня в одном из горных пансионов, пошел меня провожать, оступился и… в пропасть упал. За этот планшет мне наградные сразу с трех причитаются: и с вас, и с немцев, и с американцев. Ну, а потом, когда кончилась война, Бобу Кембеллу потребовались документы старшины Владимира Соловьева, мне — Татьяны Остапенко. Документы я добыла и приехала сюда, как мне и было приказано.
— Кем? — спросил Любавин.
— Хозяином, Ренау.
— Где он сейчас?
— Не знаю. У Фоттхерта спросите, если возьмете его в Москве. А впрочем, наверно, уже взяли.
— Да, взяли. Вы хотите с ним встретиться?
— Нет. Терпеть не могу эту пьяную слюнявую рожу. Ну и все. Остальное вы знаете не хуже меня.
— Ответьте нам еще на один вопрос.
— Ладно, хоть и не хотела, но я сегодня добрая, — в первый и последний раз в жизни. Спрашивайте.
— Вы продолжали заниматься шпионской деятельностью по пути из Советабада в Киев?
— Слова-то какие: «Шпионская деятельность». Спросите уж прямо — выкрала я или сфотографировала чертежи, которые вез инженер-полковник Семиреченко.
— Спрашиваем.
— Нет!
— Вот сейчас вы солгали, Луиза Дидрих, — сказал Любавин. — Он поднялся с места, взял папку, подошел к Татьяне и раскрыл ее. На внутренней стороне пустой папки, оклеенной белой матовой бумагой, отчетливо вырисовывался серый силуэт: края щеки, уха и пряди волос.
— Это ваша тень, Луиза Дидрих.
— Так, значит, и он вместе с вами за мной охотился? Ай да Николай Александрович., ах обрадовали!
— Нет, не охотился, — сказал Любавин.
— А что же? Так, развлекался, любопытства ради, охмурял бедную шпионочку?
— Нет! — еще раз сказал Любавин.
— Так что же? — выкрикнула Татьяна.
— Скажу, если вы мне потом честно ответите на вопрос: почему Семиреченко вы отравили бы с особым удовольствием?
— Ладно, отвечу. Говорите.
— Собственно, я не рассказывать вам буду, а просто прочту одно письмо. — И полковник Любавин прочел вслух полученное им от Семиреченко письмо. Татьяна молчала. Любавин не торопил ее с ответом. Он только заметил, что из Киева прибыл ее чемодан с вещами. Если она хочет, ей дадут возможность переодеться.
— Опять забота, — криво усмехнулась Татьяна. — Что же вы не спрашиваете?
— Жду, что вы скажете сами.
Хорошо. Как бы вам сказать коротко… — Она горько усмехнулась какой-то мысли, пришедшей ей в голову. — Николая Александровича я бы отравила с особым удовольствием потому, что все другие ко мне в постель залезть пытались, а он… он мне в душу залез. Больше ни на какие вопросы отвечать не буду. Покажите, где я должна расписаться.
