– Я отец Тамары, – сказал Илья. – Хотел бы увидеть внука.
– Папаша, значит, – хмыкнул Федор. – Явился, значит, не запылился. – И вдруг заговорил он совсем иначе: слащаво-слезливо. – Потеряли мы нашу Томочку безвременно, при трагических обстоятельствах. Живем в неутешном горе.
– Гуляла-то доченька ваша от живого мужа, – сообщила Шрайберу из кухни женщина, открывшая Илье дверь. – Разбилась по пьяни с полюбовником.
– Чего уж теперь, – примирительно бросил Федор.
– Я бы хотел увидеть внука, – повторил Шрайбер.
– Петенька наш у мамаши моей пребывает, – сообщил бывший зять, приблизившись вплотную к гостю и обдав его запахом дешевого мыла. – В деревне Кузино. Там вольготно, воздух свежий и молоко козье. Пацану забота нужна женская, а я весь день каторжный баранку кручу.
– Хоть бы платили за то, – подала голос из кухни женщина. – Жилы на барабан мотают, а пользы – ноль.
– Бабы они и есть бабы, – добродушно сообщил Илье хозяин квартиры. – Им что ни дай, все мало.
В деревню Кузино Шрайбер добирался по грунтовой дороге через сосновый лес. Ехал он медленно: песок, лужи, ухабы. Наконец выбрался к речушке. Еще медленней миновал скрипучий деревянный мост…
– Спросишь там бабу Таисью, – напутствовал Шрайбера на прощание отец его внука.
– Баба Таисья где живет? – спросил Шрайбер у мальчишек, сбежавшихся поглазеть на невиданную машину.
Ему обещали показать, где живет эта самая Таисья, но при этом все провожатые бесцеремонно забрались в салон «вольво».
По деревне пришлось ехать еще медленней, чем прежде. Провожатые блаженствовали и сидели тихо. В зеркале заднего вида вдруг наткнулся Илья на глаза одного из мальчишек, слишком живые глаза, под спутанными пружинами черных кудрей.
– А тебе зачем баба Тася? – спросил у Шрайбера кудрявый. – Это я с ней живу.
Илье не было нужды поворачиваться. Внука он по-прежнему видел в зеркале. Он только остановил машину перед огромной лужей.
– Ты едь, не боись, – сказал внук. – Тут не глыбоко.
Баба Тася, добрая душа, сразу стала хлопотать, убежденная, что Шрайбер умирает с голоду.
– Счас я картохи.
Он пошел за ней. Хотел было сам спуститься в погреб, но хозяйка остановила Илью.
– Стой уж, замажешься. Вон какой чистый. Работаешь поди в конторе?
– В конторе, – не стал спорить Шрайбер.
Изба бабы Таисьи держалась на честном слове. Все шаталось в ее доме, наполненном скрипами, шорохами и сквозняками. Шрайбер давно забыл, да, пожалуй, и не знал прежде, что на свете бывает такая бедность.
