Земля была цвета крови. Трава цвета крови. Бурая роса на бурых камнях. Одуванчики высевали порозовевшее семя на мундиры солдат: палые жизни – палой листвой – сдутые к случайной обочине. Отстонали, отхрипели, отпузырились кровавой слюной; тени за ненужностью отступились от поверженных, которые привыкли быть живыми, дерзостно напористыми, и следовало теперь немало потрудиться, чтобы освободиться от этого. Они лежали в неспокойной позе, не согласные с неладной долей: натружены шеи, скованы мышцы, обожжены нервы, набухшие сосуды еще надеялись проталкивать кровь, – понадобится время, чтобы смириться, прильнуть к земле в муках обвыкания, обнажить себя до потаенных глубин для предъявления истинных заслуг, а это, должно быть, непросто. (Одни пребывают в естестве своем от рождения, подобно птицам, мотылькам с кузнечиками. Другим нужны годы, чтобы пробиться к себе. Есть и такие, которым для этого надо умереть.)
Ангел смерти уже покинул поле боя, поспешая к иным баталиям, а Иоселе ходил от одного тела к другому, закладывал семена в карман, в закоченевшую руку, в разодранный криком рот. Закладывал своим с чужими, шептал с надеждой:
– Ты станешь яблоней. Ты – грушей. Из тебя вырастет слива, а из тебя, друг Ваня, вишенное дерево…
Ваня Ключик, удача-парень, затерялся малым ребенком посреди поверженных – не пробудить песней. Ваня глядел вприщур из-под оплывшего века потерявшим цвет глазом, как соглашался:
– Вишенье – это по мне, Ося. Алое, с наливной ягодой: хоть в рот, хоть на базар…
– Чего делаешь? – спросил унтер и дал тычка для острастки.
– Ты распорол, ты и сшей, – разъяснил Иоселе выстраданное, подсказанное свыше, и ошарашенный унтер побежал к ротному, ротный к полковнику, полковник – в штабную канцелярию. Вызвали Шпильмана к молодцу-генералу, вопросили грозно:
– Это ты «Иоселе – вбыв турка»?
– Я, ваше высокое благородие.
– Говори, чего умыслил?
Сказал Иоселе генералу:
– Состоявшееся однажды не исчезает. И пусть каждый солдат, отправляясь на войну, положит в карман своего мундира шишку, желудь, малое семечко. Мертвому не улыбнуться, не залечить раны на убитом…
…но там, где найдет смерть свою, там, где покроет его земля, вырастет со временем лесное дерево, садовое с палисадным. Сгинет плоть в непригожем месте, сгниют глаза во впадинах и языки во рту, но проявятся – убережением от забвения, эхом отшумевших народов – дубовый лес, яблоневый сад, сосновая роща, в которой прорастут грибы, поселятся птицы, натекут липкие смолы. Ландыши проклюнутся по весне. Липовый цвет. Колокольчики к лету. Поляны вскипят ароматами от предрассветной росы. Земля обновится, небо возрадуется – вот вам и польза от сражений…
