— Ну, принеси, пожалуйста… Ты один, и я тоже один. Помоги, брат…
Понравился Славке этот незнакомый старик. Ему даже как-то повеселее стало. Думал, что никого на всей лестнице, а тут, оказывается, сосед. «Надо ж, какая беда — разбил очки! Это же никуда теперь: ни за водой, ни в булочную. Хорошо, что на меня напал».
Славка принес воду, постучался и подает соседу. А тот приглашает:
— Зайди, побеседуем! Только извини уж: буду тебя принимать в бывшем чулане. В нем теперь и мой кабинет, и моя спальня. Это самое теплое место во всей квартире: окон нет, не дует. А если печурку подтопить, то и совсем прекрасно.
Он повел Славку в темноте какими-то закоулками и распахнул низенькую дверцу. В маленькой комнатке на заваленном бумагами письменном столе тускло мерцала коптилка. Старик указал Славке на табуретку, а сам присел на узенькую кушетку, служившую ему кроватью.
— Ориентируюсь больше по памяти, — вздохнул он. — А глаза без очков разве что свет от темноты отличают, не больше.
— Вы не работаете? — спросил Славка.
— Вот здесь и работаю, — кивнул он на стол. — Книжки пишу…
— Вы, значит, писатель? — удивился Славка.
— Н-да… Был писатель, пока очки были…
— А про что пишете?
— Про жизнь…
— Из головы выдумываете или как?
— Из головы. Только не выдумываю, пишу сущую правду. Вот вчера начал главу, которая называется: «Довесок». Это, брат, про хлеб. Про блокаду, про голод и холод. А в конечном счете про нас, ленинградцев… У меня там один герой — мальчик, вроде тебя… Только что зря рассказывать! Кончились теперь мои замыслы. Из-за каких-то паршивых очков…
Славка взглянул на старика и, озаренный своей смекалкой, воскликнул:
— Тогда давайте вместе писать!
— Что? Как это вместе?
— Очень же просто! Вы будете сочинять, а я — записывать. Я хоть не очень красиво пишу…
— Милый ты мой мальчик! — вскочил с кушетки писатель. — Это же целое открытие… Как тебя зовут?
— Слава.
— А меня — Евгений Аристархович… Так вот, Слава, ты сейчас осчастливил человека. Ведь я для того только и живу, чтобы закончить эту свою последнюю книгу. Хочется оставить ее для таких вот, как ты, и для тех, которые родятся после этой ужасной войны. А времени, понимаешь, у меня в самый обрез: мне уже восьмой десяток… Да впридачу еще и сердце, — приложил он желтую, сухую ладонь к груди. — Но раз уж ты решил стать моим секретарем, то сегодня же и приступим, зачем откладывать? Ты еще не выкупал хлеб?
— Нет.
— И я не выкупал. Тогда сходи, голубчик, в булочную, выкупи для себя и для меня. Открой ящик стола, возьми мою карточку и деньги.
