Я откидываюсь на спину, смотрю на темное небо, на моей ноге вздувается громадная шишка. Пытаюсь вдохнуть, но боль пульсирует, сковывает, и я не могу нормально дышать. Крупные дождевые капли падают мне на лицо, поднимается ветер, обвевает нас со всех сторон — и это приятно.
— Что же теперь делать? Здесь нельзя оставаться. Я понесу тебя.
Филипп на коленях пытается пропустить руку под мое колено. Тут же мою ногу разрывает адская боль, и я отталкиваю его.
Его голос подозрительно дрожит.
— Я не могу тебя бросить одну здесь, наверху, ни в коем случае. — Он смотрит на небо. — Только не во время грозы. Я перенесу тебя в часовню и побегу за помощью в замок.
Я пытаюсь улыбнуться — Филипп даже позеленел от испуга. Думаю, ему действительно жаль, что все так произошло. Его рассказ об отце удивительным образом успокоил меня.
Вдруг появляется чувство, что я понимаю Филиппа намного лучше.
— Эй, не все так плохо. Так ведь? До свадьбы заживет.
Я рискую пошевелиться и осматриваю ногу. Щиколотка распухла, но болит она пострашнее, чем выглядит.
— Погоди, я найду какую-нибудь толстую ветку, чтобы ты могла опереться. Я сейчас.
Филипп помогает мне сесть и привалиться спиной к скале. Я хочу опереться о камни, но вдруг замечаю металлическую пластинку у подножия алтаря, она слегка возвышается над землей. Сухая трава по сторонам аккуратно подстрижена, табличка начищена до блеска, и я могу легко прочитать выгравированные имена и надпись. Над именами написано:
«Душевные страдания преображаются в любовь к Господу нашему и избавителю Иисусу Христу. Здесь покоятся в мире:
Габриель Бенджамин 1.6.1965 — 7.6.1965
Урсула Мария 4.5.1964 — 4.5.1964
Михаэль Мартин 10.4.1969 — 10.04.1969
На какой-то момент я забываю о пульсирующей боли в ноге. Это не алтарь, который поставили в память о погибшем от природной катастрофы человеке. Здесь указаны имена младенцев, которые умерли вскоре после рождения. Двое прожили всего один-единственный день. Может, они вообще родились мертвыми? Или один из этих детей — именно тот, утонувший в фонтане, о котором рассказывала Николетта?
Кровь стучит в ушах, внезапно мне снова чудится тот непонятный звук — плач, который я слышала вчера ночью в подвале замка. Словно всхлипывания и хныканье маленьких детей.
Я закрываю глаза, снова грохочет — страшный треск, который эхом отражается от ближайших скал.
Куда подевался Филипп? Что же он так долго?
Накатывает паника, но тут я замечаю, как он поднимается по каменистой тропе с большой палкой.
