Я пытаюсь сконцентрироваться на голосе.
— Что это значит, Себастиан? — произнеся эти слова, тут же прикусываю язык. До чего же глупо! Если это Себастиан, то он надел маску не без причины. Это значит, что он не хочет, чтобы его узнали. Стал бы он так изгаляться, если бы все равно собирался нас убить?
Снова этот смех.
— Это проще простого. Мне так или иначе нужно подогнать ваших родителей. Но я же не изверг. Кому-то из вас нужно умереть. Вы посоветуйтесь, можете даже выбрать, кто станет жертвой!
Треск и шипение стихают. Микрофон выключен, и мы погружаемся в тишину, которая ложится на нас черным саваном.
…и, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь. (Евангелие от Матфея 24:12)
— Я хочу его увидеть! — умоляла Агнесса.
Ее унесло последней сильной волной прочь из мира бесконечной боли под милосердное черное покрывало мрака, и оно обернуло ее. Но теперь Агнесса снова здесь, и у нее лишь одно желание.
— Я хочу его увидеть, — повторила она.
Но никто не ответил ей. Они были заняты.
Медсестра давила ей на живот, чтобы вышло детское место. Почему она ничего не слышит? Он разве не должен кричать? Плакать?
— Мальчик или девочка? — спросила она и безудержно заревела, Агнесса совершенно вымоталась после родов.
Вдруг возле нее появилась сестра Гертруда. Во время схваток последние двенадцать часов она держалась поодаль.
— Его уже унесли. Позорное дитя родилось мертвым. Ты была слишком медлительна, это его убило.
— Нет! — тяжело дышала Агнесса.
Нет, Дева Мария защищала и никогда не покидала. Агнесса была под защитой, когда ее вынесли из комнаты, когда покормили и перевязали стигматы. Даже когда Агнессу принуждали принять лекарства и поговорить с евангелистским священником, который вел себя, словно изгонял демонов.
Все время Царица Небесная пребывала с ней и с ребенком, потому что Дева Мария милостива.
Агнесса тихо забормотала:
— Пресвятая Дева Мария, матерь Божья, помоги мне…
Но Гертруда грубо оборвала ее и еще раз произнесла:
— Дитя от греха мертво.
Господь тяжело испытывает нас. Вся эта боль — ничто. Слезы потоками текли по лицу Агнессы.
— Отдайте мне моего ребенка! Я должна увидеть его.
— На твоем месте я была бы осторожна в своих желаниях, — рассмеялась Гертруда.
Агнессу пробрал озноб. Гертруда еще никогда не смеялась.
— Что это значит?
— Ребенок был отмечен дьявольским позором своей матери.
— Это ложь! — Агнесса смотрела на других сестер в поисках поддержки. Но никто ничего не говорил.
