И когда произносились такие фразы, Абрахам знал, как и с каким выражением лица он должен выслушивать их. Больше того, он даже знал, что надо пробормотать в ответ, чтобы не нарушать достойного тона беседы. Но он все же всякий раз испытывал неприятнейшие ощущения, пока длился такой разговор.
Но теперь, в беседе с матерью, он чувствовал себя совсем нехорошо. Она говорила с ним в том тоне, при котором было бы бесполезным бормотать в ответ что-либо неопределенное. Мать требовала от него серьезного ответа.
Что ж, Абрахам, конечно, был бы не прочь конфирмоваться, как это делают другие. Уже давно он испытывал чувство неловкости, что в этом деле он остался последним из всех своих сверстников. Казалось бы, тут и спрашивать нечего. А вот мать видит в этом нечто необычайное, и даже такое, что является поворотным пунктом всей жизни.
Мать продолжала говорить сдержанно и серьезно о том, что надо любить правду во всем и в особенности в тех вопросах, которые касаются веры и религии. Абрахам с удивлением думал, что мать, говоря об этом, имеет в виду конфирмацию. Ведь ректор, которого все считали особенно набожным человеком, и профессор Левдал, который был религиозен в меру, да и все люди в городе высоко почитают конфирмацию. И все слова, направленные против этого священного таинства, считают богохульством.
Мать сама не раз говорила Абрахаму, что она не очень-то верит в бога. И, что еще хуже, ему приходилось слышать об этом от посторонних людей. Так почему же она более серьезно и более торжественно, чем верующие, относится к тому, во что сама не верит и о чем, следовательно, не может иметь истинного и беспристрастного понятия, — почему же она относится так к конфирмации? Зачем же она сама, лишенная религии, ставит ему такие высокие требования, которых не ставят даже самые религиозные люди? Это изумило Абрахама, и, думая об этом, он ощущал в себе нечто вроде досады и нетерпения.
Некоторую нетерпеливость в конце концов проявила и фру Венке, видя, что ее сын, беседуя с ней, уподобился бессловесной дубине. Она сказала ему:
— Ну, отвечай мне, Абрахам! Что ж ты молчишь? Ты хочешь пойти на конфирмацию? Или нет?
— Не знаю, — ответил Абрахам.
— Но ты должен знать! Ты уже достаточно взрослый, чтобы разбираться в таких вопросах. Подумай и реши сам. У тебя еще есть несколько дней на размышления. Но только я хочу сказать тебе то же, что уже сказала вчера отцу: в тот день, когда пойдешь в церковь, ты сначала исповедуешься передо мной; и если ты не сможешь мне, твоей матери, с полной искренностью сказать, что у тебя есть желание принести клятву, то ты не будешь присутствовать на этом празднике лжи. И это так же верно, как то, что меня зовут Венке.
