В обычное время доктор Бентсен постоянно бранился либо рассказывал скабрезные анекдоты, но при исключительных условиях его уста всегда произносили какие-нибудь божественные сентенции.
Попрощавшись, Бентсен ушел, и когда дверь за ним закрылась, профессор Левдал почти что рухнул на постель. Да, положение было спасено, все наихудшее скрыто, но силы оставили его, и душа, казалось, совсем надломилась. Лежа в постели рядом с мертвой, он застонал, как от боли.
Вот так, значит, закончилась его супружеская жизнь. Для него она была длительной борьбой, в которой он постоянно проигрывал. Но, в сущности, он и на этот раз проиграл.
Он боролся, чтобы завоевать свою жену, но завоевать не любовью. Она должна была признать его авторитет и полностью склониться перед его мировоззрением.
Тщеславие Карстена Левдала было основой его характера. Все, с чем он встречался в жизни, так или иначе питало это его тщеславие. И только одна Венке постоянно третировала его и не хотела склониться перед ним.
И чем лучше супруги в совместной жизни узнавали друг друга, тем яснее становилось Левдалу: остается все меньше и меньше надежд на то, что она с восторгом подчинится ему. Это, впрочем, не мешало ему с еще большей энергией добиваться победы.
Ведь рано или поздно с полной очевидностью и для нее станет ясно, что она не может обойтись без его руководства. И все ее восторженные идеи окажутся тем, что они и есть на самом деле, — окажутся пустыми и громкими фразами.
И все же Венке импонировала ему. Его подавляли и приводили в смущение ее непримиримость и смелость, ее твердый и пронзительный взор, который нередко останавливался на профессоре, когда он, непринужденно болтая в кругу гостей, несколько отклонялся от истины. Профессора особенно раздражало, что ему никогда не удавалось заронить ей в душу неуверенность и сомнение.
Только в одном пункте он одержал победу над ней — это в борьбе за Абрахама. Но одновременно с этим событием произошло нечто иное, и даже наихудшее, что несло с собой полное поражение.
Тут была его тайна, которую он тщательно от всех скрывал. В глубине своей души он был ревнив, чрезвычайно ревнив. Но так же как его тщеславие никогда не становилось хвастовством, так и его ревность никогда не проявлялась в горячности или же в опрометчивых поступках.
Он всегда помнил слова, которые где-то вычитал в юности: ревнивый муж смешон всегда, но он особенно смешон, когда бросается на виновных с кинжалом.
