— О, я все сделаю для вас, милейшая фру Венке! Однако, признаюсь вам, вы меня сначала очень напугали. И, кстати скажу, вы чрезвычайно неосторожно поступили, придя сюда в столь поздний час.
Микал Мордтман пересел к ней на диван. Лицо Венке окаменело. Резкие морщины застыли возле ее рта. Она, сама всегда говорившая правду, обладала острым слухом на малейшую фальшь. И вот теперь Венке в точности поняла, что собой представляет Мордтман.
Она не разобралась в нем прежде потому, что в ее сердце зародилась к нему любовь. И это чувство сделало ее доверчивой и слепой. Кроме того, она и в самом деле чувствовала в нем подлинную страсть — особенно в то их последнее вечернее свидание.
Но вот теперь, как только у нее появилось малейшее сомнение, она приготовила ему западню, в которую он сразу же попал. В его голосе было так много облегчения, когда он услышал о том, что ее история не столь уж серьезна — это всего лишь бурная сцена с мужем, и ничего больше.
Венке в одно мгновение поняла, что она хотела было уйти от лицемерия и трусости и теперь чуть не попала в руки самой низкопробной фальши.
Фру Венке встала с дивана и посмотрела в глаза Мордтману. Он тоже встал и, глядя на нее, старался отпарировать ее пристальный взор, вонзившийся и его глаза. Он пытался что-то сказать. Но через несколько секунд ему пришлось отвести глаза. Он был бледен и даже приподнял руки, как бы желая защититься от нее и от невыносимой тяжести, которая может раздавить его.
Но в этот миг для фру Венке Мордтман уже больше не существовал. Она почти непроизвольно протянула руку к стакану. Но, сделав величайшее усилие, она удержалась на ногах и вышла из комнаты. Ей на минуту стало страшно, что она может потерять сознание здесь, у него.
Она теперь шла по тихим и пустынным улицам. Шла так долго, что уже закончилась линия газовых фонарей. Но она заметила это, лишь когда стало совсем темно и трудно было разглядеть дорогу.
Здесь, на окраине города, громоздились какие-то большие камни, и слышались тяжелые удары волн о скалы. Волны с грохотом откатывались назад, и тогда долго слышался шум от морских водорослей, которые, всхлипывая, цеплялись за них.
Городские огни тускло светились на взморье. Но фру Венке отвернулась от них; пройдя несколько шагов, она села на камень и стала всматриваться в темноту.
— Бедный мальчик, бедный мой мальчик, — бормотала она вслух.
Да, это был единственный человек, кто связывал ее с жизнью, это было единственное существо, с кем она прощалась.
