Один только консул, казалось, в какой-то мере интересовался Мадлен. Когда она возвращалась из города от Фанни, он всегда говорил:
— Ну вот! Добро пожаловать, моя девочка! — и гладил ее по волосам.
Однажды, когда она уже собиралась сесть в коляску фру Фанни, чтобы ехать в город, консул как раз вышел из дверей.
— Ах, ты опять от нас улетаешь! — сказал он ей дружелюбно, проходя мимо.
Мадлен сразу почувствовала упреки совести. Сердце ее сжалось; она пролепетала смущенно, что уезжает ненадолго… Неужели же дядя мог подумать, что она скучает и потому уезжает в город?!
— Да боже сохрани! Ничего подобного! — сказал консул, погладив ее по головке. — Ты вообще имеешь право делать все, что тебе нравится, дитя мое!
Мадлен решила все-таки ехать. По дороге в город она думала об этом разговоре с дядей и почувствовала какую-то неловкость: ей казалось, что она самое наивное и глупое существо на свете! Как это она могла предположить, что здесь о ней кто-то заботится, что кто-то интересуется, где она бывает! Скорее она была здесь в тягость. Через несколько дней, когда она возвратилась в Сансгор, дядя уже больше не погладил ее по волосам.
В сущности говоря, девушка почти не понимала окружающих ее людей. Все сложилось совсем иначе, чем она себе представляла, когда расставалась с Пером Подожду-ка. Они обменялись немногими словами. Но когда он пошел вниз, к берегу, Мадлен долго-долго стояла и глядела ему вслед.
Она тогда обещала себе «держаться крепко», что бы ей ни говорили в городе, полагая, что там все будут против нее. Прощаясь с морем, она чувствовала себя крепкой и смелой, чувствовала, что у нее хватит сил вести борьбу за свою молодую любовь.
Но оказалось, что никакой борьбы и не нужно вести.
Мадлен была уверена, что слухи о ее отношениях с Пером дошли до Сансгора; ей казалось, что там было много разговоров о ее веселой и свободной жизни в Братволле, и вначале она чутко прислушивалась к малейшему намеку. У нее был готов решительный план защиты. Она так прямо и скажет: «Ну да! Так оно и есть! Он — простой крестьянин, рыбак, а она — Мадлен Гарман — любит его!»
Однако, на какую бы тему ни заходили разговоры, она не находила в них ни малейшего намека. Она даже не могла выяснить, действительно ли здесь было что-нибудь известно о ее прошлом, словно само собою подразумевалось, что она до сих пор вела себя, как подобает фрекен Гарман. Казалось, никому даже в голову не приходит, что она могла бы вести себя по-иному, — и именно это лишало ее сил.
