— Исследования Обайфо уничтожены? Полностью? Или осталось хоть что-то?
Кристоф повел рукой с видом трагического актера, заканчивающего финальный монолог:
— Кто знает…
— Мне кажется, в последнее время интерес к соединению сил вернулся.
— Может быть.
Он больше не хотел говорить об этом. У него были свои не слишком приятные воспоминания. Личного характера. В которые я никогда не лез. Я вообще старался не сканировать Кристофа без особой, редкой необходимости. Наверное, слишком уважал. Не хотел лишать покрова кадаверцианской мистической загадочности. И был уверен в его честности. Пожалуй, он был единственным, кому я доверял полностью, без оглядки, всегда.
Колдун перехватил мой взгляд и с улыбкой кивнул на Лориана. Подросток спал. Вот почему последние несколько минут он сидел так тихо. Увлеченный разговором, я не заметил этого.
— Сегодня у вас был тяжелый день.
— Да.
Я рассказал о наших приключениях, эффектно описав убийство асимана и бегство по тоннелям.
— Кстати, Кристоф, что это было? — Со второй попытки я полностью передал ему впечатление от контакта с заклинанием.
Кадаверциан поморщился от жестокого натурализма ощущений, подумал минуту и заявил уверенно:
— Нософорос. Это их стиль. Попади ты в эту западню лет триста назад — разнесло бы в пыль.
— Триста лет назад метро не было.
— Зато тоннели под городом были. Подземка захватила какую-то их часть, перестроила.
— А как же люди?
— Ловушка настроена только на киндрэт.
Кристоф никогда не произносил вслух название «вампир». Считал его унизительным.
— Отвези мальчишку домой. Уже поздно. И найди время поесть. Ты похож на привидение. И еще, будь осторожнее. Постарайся не попадать на глаза асиманам. На всякий случай.
— Да, господин учитель. Непременно.
Те, кто отделяют душу от тела, не обладают ни тем, ни другим.
Оскар Уайльд. Заветы молодому поколению.
17 октября 2004
Никогда прежде Лориан не проходил столько за один вечер. Он вообще раньше не гулял так. И не представлял, что ночь может быть настолько прекрасной.
Она больше не казалась тускло-черной, как прежде. Дарэл открыл ему бледно-зеленые и темно-синие ночи, фиолетовые и оранжевые, ночи цвета опавшей листвы… Они были глубокими, словно колодцы. Или совсем плоскими, как рисунок на мелком блюдце, — казалось, можно протянуть руку и коснуться самого дальнего дерева на берегу.
Каждый день стал ожиданием новой ночи, и каждая из них была разной. Прекрасной, удивительной, волшебной. И всякий раз подросток терял своего «проводника» в темное время суток — на час или два. Тот уходил, чтобы вернуться уже без голодного блеска в глазах.
