Все дни Морозов присматривался к лицам работавших. Он все еще надеялся отыскать своих знакомых по этапу, по лагерю, хотя и понимал, что за годы, прошедшие с тех пор, черты людей, конечно, изменились до неузнаваемости. Но чего на свете не бывает! Трудно, конечно, надеяться, что в этой сотне несчастных мог оказаться его знакомый по этапу. Но так хотелось, так велико было желание найти, поскольку он уже мог оказать какую-то помощь.
Теперь они с Хорошевым все больше времени проводили возле палатки ученых. Здесь возник огороженный проволокой «полигон», белели крынки асбестовых труб, врезанных в землю, стояли метеобудка и дождемер, словом, небольшая совхозная метеостанция, приборы которой лежали не только в решетчатой будке, фиксируя погоду, но и находились в деревянных футлярах на разной глубине. Уже бурили пятую скважину. Три временные скважины устроили через весь разделанный склон: хотели знать, нет ли погребенных ледяных линз.
Записи наблюдателей вызывали у агрономов большой интерес. Разделанная земля меняла свою стать. Всего через десять суток после распашки граница мерзлоты опустилась почти на полметра. А прогрев возрос на восемь градусов! И тут с верхней границы склона на новую пашню стала прибывать вода: сопка, пропитанная водой, спускала ее по талому слою почвы.
Леглер предложил:
— Надо устраивать нагорную канаву для перехвата воды. Иначе наша целина превратится в болото.
Все было ново, все наталкивало на неожиданные проблемы. Сама тема «земледелие у полюса холода», суждения Кийка, Сидоренко и Леглера были очень интересны. В разговоре ученых прорезалась раскованность, профессиональная уверенность, способность мыслить смело и логически. Жизнь в палатке казалась им раем по сравнению с бараком. Хотелось шире раскрыть свои возможности, помочь агрономам, вообще делать свое прерванное арестом дело.
Август стоял жаркий, к полудню температура подымалась к тридцати градусам. Неиствовали комары. Была устойчивая тишь, свойственная антициклону. В долине, как в яме, накапливалась духота. Даже высокий Морджот стряхнул с себя снег, почернел. За долгие дни солнце высушило землю под овощными гребнями, река Берелех усохла, в ее протоках оголились обкатанные камни. Прииски жаловались на нехватку воды для промывки золота. Кажется, именно в те дни на приисках вдруг увеличили рабочий день до шестнадцати часов. Немыслимая нагрузка! К концу дня заключенные просто падали. Многие уже не вставали. Чего не сделают гулаговцы для выполнения плана по золоту!
