Позади нас стрекотал вертолет, водя прожектором из стороны в сторону. Я был уверен, что пилот отдает команды людям в лесу, и мне очень хотелось узнать, близко ли Хазар. Рыщет ли он по бору или сидит в вертолете с взведенным ружьем?
Вертолет все время кружил где-то позади, освещая верхушки деревьев, но один раз удары его лопастей стали громче, и он начал быстро приближаться, словно заметил нас. Мы тут же бросились в укрытие.
— Ложитесь!
Мы повалились в грязь у узкой горной речушки.
— Сюда, — прошептал я, ползя к выступающему берегу. — Медленнее. Резкие движения привлекут их внимание.
Мы лежали бок о бок, прижимаясь к каменной стене, низко опустив головы.
— Главное, не смотрите наверх. А то свет отразится от лица.
— Паршивый у меня выдался денек, — пробормотал президент.
— И у меня, — признался я.
Мы спрятали лица, и тут вертолет зашумел прямо над нами, раскачивая вершины сосен. Яркий луч осветил раскидистые ветви, отразился от воды, заскользил по камням и кустам. Стук лопастей отдавался в висках, сотрясал с головы до ног, но мы оставались неподвижны, словно были частью леса.
Наконец вертолет отлетел, но мы решили остаться у речки и не продолжать движение, пока опасность полностью не минует. Мы сидели у воды, слушая мелодичное журчание воды.
— От этих звуков хочется в туалет, — сказал президент.
— Так сходите, — ответил я.
Он встал и направился к растущим невдалеке деревьям. Мне тоже захотелось помочиться, и я пошел следом. Затем мы помыли руки в реке и снова двинулись в путь.
— Нам повезло, что сейчас весна, — начал я разговор. — Через пару недель солнце совсем не будет заходить. Без ночной темноты было бы труднее.
— Полярный день? — уточнил президент.
— Да, слышали о таком?
— Значит, он у вас бывает летом?
— Ага. У нас три лета: раннее лето, просто лето и позднее лето. Мы зовем их Таянье снегов, Полуночное солнце и Сезон урожая.
— Звучит красиво, — заметил президент.
— Правда?
— А ты так не считаешь?
— Никогда не задумывался о названиях. Для меня это просто время, когда невозможно нормально спать.
Мы все время петляли, никогда не шли напрямик. Мы то уходили вперед, то резко в сторону, а иногда даже пробирались назад, ступая по низкорастущим ветвям, чтобы не оставлять отпечатков на размытой почве. Если на дороге попадались камни, я прыгал по ним, а президент всякий раз жаловался, ставя на острый валун обмотанную пакетом ногу, и стонал, когда в кожу врезался обломанный край камня.
Было за полночь, когда мы выбрались из густого леса и стали взбираться на гору, покрытую каменистой твердой землей и редкими деревьями. Здесь, у ее подножия, я бы оставил квадроцикл, если б спокойно пошел охотиться в тайное место, указанное на папиной карте.
