– Я хочу жениться на вас, – продолжал он. – Хочу, чтобы вы стали моей женой, хочу разделить с вами ложе. Хочу, чтобы ваши золотые локоны разметались по моей подушке, хочу целовать вас, пока ваша кожа не начнет гореть от страсти.
Ее тело изнемогало от вожделения такой силы, какого она никогда раньше не испытывала. Его слова пугали ее в той же степени, в какой возбуждали, и она не знала, что ей делать и чем на это отвечать.
– Вы… вы не должны так со мной разговаривать, – сбивчиво произнесла она.
– Тогда уходите, ведь я не прекращу.
София прижала ладони к прохладному оконному стеклу, чтобы как-то совладать со своими чувствами. Но еще до того, как ее разгоряченная кровь успела охладиться, он притянул ее к себе, интимно прижимая к своей широкой груди.
– Вы изменились, – сказала она. – Вы, похоже…
Она замолчала, подыскивая нужное слово.
– Решительный? Напористый?
– Стали сильнее, – уточнила она, еще более возбуждаясь от этого слова.
Он был таким властным, что, несмотря на твердое намерение сопротивляться, она представляла, как упадет в его объятия. Как будет ощущать охватившую, завоевавшую ее тело силу.
– Я устал, София. Я достаточно долго играл роль дворецкого.
Его слова можно было назвать грубыми, но его чувственные ласки размягчали ее волю, заставляя ему подчиниться.
– Я должен вернуться в Лондон, чтобы проверить, утвержден ли я на должность. Но без вас я не уеду.
Она не могла ничего ответить. Не могла, когда он к ней прикасался, а ее спина нежно прижималась к его широкой груди.
Она не могла думать ни о чем другом, кроме того, чтобы обернуться к нему лицом, обхватить его плечи и гладить его массивный подбородок.
– София?
Его низкий голос дрогнул, когда он брал ее руку, крепко сжимая в ладонях. Она вновь не смогла ему ничего ответить, лишь встав на цыпочки, потянулась к нему для поцелуя.
Он не отверг ее, но она ощутила его приглушенный стон, легким соблазнительно-горячим дуновением коснувшийся ее губ. Затем он прильнул к ним так же пылко, как и раньше, так же требовательно и с такой же жаждой. Она отвечала языком на ласки его языка, наконец познав страсть, которую так часто воспевали поэты. В отличие от ее вчерашних пьяных попыток, эти поцелуи были более чистыми, более чувственными, поскольку теперь ее пьянил лишь сам майор. Пьянили его прикосновения. Пьянило ее собственное желание. И все это одновременно.
Эти ощущения будоражили кровь, кружили голову и возбуждали. Он обнимал ее, она ощущала его руки, взявшие ее в свой плен и крепко прижимающие к его телу. Какое-то время она вообще ни о чем не думала, полностью растворившись в чудесных переживаниях от его поцелуев.
