— Учитель!.. Конец!.. — послышался тихий стон.
Верндт едва держался на ногах. Мозг его горел возмущением. Так вот цель, призвание, которому он служил? Презренно сгореть в этой норе… теперь, когда мрак, палящая жара, более слабое воздушное давление, — когда все это говорило ему, что разгадка близка! Он видел ее точно через светящийся туман! И достаточно было одного порыва ветра, чтобы он сразу разлетелся. Путь был бы тогда свободен к последней разгадке…
Медленно выступили на окне пламенеющие капли. Они потекли по окну, точно слезы, и упали в камеру.
— 858…
— Газ! Газ! — в отчаянии, вскричал Думаску. Это было больше похожее на стон.
— 859!.. — послышался угасающий голос.
Точно ударом кулака нарушилась вдруг тишина. Раздался резкий крик. Ужасный грохот сотряс все вокруг. Под землей прокатились удары, отголоски которых продолжали звучать. Внутрь камеры полетели раскаленные осколки стекла. Одно мгновение казалось, что камера вертится в головокружительном темпе. Потом вдруг наступила тишина, жуткая, за сердце хватающая, после этого адского грохота и ужаса. В помещение ворвался ослепительный дневной свет. Страшный мрак прорвался, уступил свету. Целительный воздух влился во все окна и наполнил камеру. Он переборол дымный туман помещения и прохладительные струи его ничем уже не прерывались и становились все обильнее и обильнее…
Думаску склонился вперед и тяжело дышал. С Нагелем сделался нервный припадок. Горячие слезы потоком лились из его глаз. Натянувшиеся нервы не выдержали напряжения…
— Боже мой! — послышалось возле него. Верндт сдвинул далеко назад шлем и с жаждущим взглядом впитывал в себя, воздух. Потом он обнял рыдающего друга.
Перед тенистым загородным домом Вальтера Верндта стояли бесконечные ряды автомобилей. На площади, напротив дома, без помехи снизились аэропланы ярких цветов европейской, азиатской и американской прессы. Движение в этом квартале становилось все затруднительнее. В 10 часов утра не было уже проезда лошадям. Туземные конные полицейские стояли по обе стороны улицы и следили за порядком в рядах автомобилей. Несмотря на образовавшиеся цепи, к дому теснилось множество народа. Из еще движущегося автомобиля, из снижающегося аэроплана выпрыгивали, выползали и торопились люди к центру сборища. И среди всей этой сутолоки толкались туземцы-кули, торговцы, кричали возницы и зевали нищие.
Внизу, в приемной, стоял дон Эбро. Его невозмутимое спокойствие было резким контрастом с волнением всей толпы кричащих и суетящихся представителей печати.
