В это время было много разговоров о советских шпионах и диверсантах, слоняющихся поблизости. В Олонце наверняка имелся секретный русский передатчик, хотя все попытки финской контрразведки поймать этих шпионов оказались бесполезны. Когда мы взлетали из Нурмойла на перехват, соединения вражеских бомбардировщиков поворачивали назад, но когда мы возвращались на базу, израсходовав топливо, они появлялись снова. Поэтому было совершенно ясно, что русские получали свежую информацию обо всех наших действиях, что давало им заметное преимущество.
Мне случайно удалось услышать, что пилот ЛаГГ-3, которого я сбил несколько месяцев назад, находился неподалеку, в лагере для пленных Мярия. Мне никогда не доводилось встречаться лицом к лицу со своими противниками, поэтому я попросил доставить его на аэродром, что наверняка стало развлечением и для русского в его унылом лагерном бытии. Пилот оказался молодым лейтенантом-украинцем, имевшим не более 100 часов налета. Оказалось, что он совершал свой второй боевой вылет, когда попался мне на прицел. Я ничем не мог ему помочь, но, насколько я знал, финны относились к русским пленным гораздо лучше, чем русские к финским. Сначала наш гость мрачно молчал, глядя на нас исподлобья. Но после хорошего обеда, пары стаканов водки и сигареты он стал гораздо приветливей. Он рассказал нам о своей учебе в России и, что нас сильно удивило, об очень ограниченной летной практике. Перед тем как вернулся в лагерь, лейтенант Петр Ф. произнес речь, в которой благодарил нас за гостеприимство и даже пожелал нам успеха в бою!
В течение марта и апреля дни стали длиннее, и теперь, кроме разведки, патрулирования и перехватов, нам часто приходилось сопровождать какие-то самолеты. Иногда мы конвоировали санитарный Юнкерс W.34 из Воробьева, иногда прикрывали корректировщик Фоккер С.Х, помогавший нашим батареям в районе Баташевская – Эноярви. Несколько раз мы сопровождали высотный фоторазведчик «Бленхейм», который добирался до южных берегов Ладоги и даже до Тихвина. Обычно он летел на высоте около 6000 метров, вынуждая нас постоянно пользоваться кислородными масками.
Накануне 1 мая меня с адъютантом пригласили в офицерский клуб в Олонце, где был устроен праздник. Однако мы успели вернуться в Нурмойла до наступления темноты и после ужина уселись вокруг наших землянок, чтобы насладиться тишиной и свежим, прохладным воздухом при свете поднимающейся луны. Мы еще не успели докурить первую сигарету, как наш отдых был прерван жужжанием авиамоторов, приближающимся с юга. Нам не требовалось слышать свист падающих бомб, чтобы понять, что русские воспользовались случаем провести еще один беспокоящий ночной налет. Они приносили мало вреда и были больше рассчитаны на психологический эффект, действуя на нервы, а не на самолеты.
