– Как профессор Бекетов?
– Отращу такую же бородищу, и все поневоле станут звать меня профессором.
– А где ты станешь жить?
– В маленькой светлице под самой крышей. Диван, письменный стол и пара кресел – на случай, если придут друзья.
– У тебя так мало друзей?
– Друзей и должно быть мало. Но чтобы без них не прожить. У меня пока таких нет.
– А те, к кому мы вот уже неделю добираемся и все никак не можем добраться?
– Это иное дело. Мы жили порознь долгие годы и не нуждались во встречах…
– Где же в твоей светлице место для меня?
– А ты вот уже шестьдесят лет как удерешь от меня. Ведь за тобой не только право выбора, но и право ухода.
– Кратов! Я сейчас тебя укушу!
– Нельзя. Я заору, и мы всех перепугаем.
– Летучим мышам и паукам это пойдет на пользу… Ну с чего ты взял, что я удеру?!
– Надо мной довлеет страшное заклятие. Меня не может полюбить ни одна женщина – если, конечно, она мечтает найти в этом счастье. И я умру в одиночестве.
– Глупости! Я же смогла тебя любить, и мне это нравится.
– Ты все выдумала, – сказал Кратов и обнял ее за плечи. – Я для тебя заморская диковина. Аленький цветочек. Экспонат галактического музея. Инопланетянин. Когда ты убедишься, что я такой же человек, как все, тебе станет скучно. Ты же ненавидишь скуку. И ты удерешь.
– Не обижай меня, Кратов, ну пожалуйста…
– Больше не буду, – сказал он и, опустившись на колени, ткнулся лицом в ее теплый, упругий животик между пояском юбки и узлом платка.
Его обостренный слух уловил слабый, но отчетливый шорох. Кратов обернулся. В конце коридора, царственно опершись на палку из темного дерева, стоял высокий прямой старик в стеганом синем халате и смотрел на них запавшими глазами. Его седые волосы, перехваченные белой лентой, ниспадали на гордо развернутые плечи, делая его похожим на славянского языческого бога. У ног старика лежала огромная кошка с подрубленным хвостом, пышными бакенбардами и чутко вскинутыми ушами.
Кратов поспешно поднялся. Ему отчего-то почудилось, что сейчас этот величественный старик укажет на них своей палкой, и кошка, обнажив страшные когти, кинется рвать их в клочья.
– Идемте, – сказал старик тусклым голосом и, шаркая ступнями, убрел в одну из боковых комнат.
Кошка медленно зевнула, растворив алую клыкастую пасть, а потом неслышно скользнула следом за хозяином. У нее были тяжелые мягкие лапы – мощные, как присоски гравитра.
– Кто это? – взволнованно зашептала Марси.
– Он… великий танцовщик.
– Но ведь он умер!..
