А я бы ответил:
– Ничего страшного. Мне тоже померещилось, что вы – моя мама.
Вообще-то эта женщина на мою маму даже и не была похожа. В памяти у меня мелькали совсем другие образы. Свадебное фото, где ее тошнит. Ранние детские годы: мама красивая, беззаботная, с волосами, завязанными в конский хвост. Измотанная, нервная дамочка, какой она стала потом. Замкнутая, мрачная тетка, в которую превратилась совсем недавно. И снова особа, скинувшая с себя бремя забот, – когда ее в наручниках и в одежде, перемазанной в крови мужа, увозили из дома навсегда.
Она похудела. Постарела. Лицо ее не было совсем уж безмятежным – но и сильно встревоженным тоже. Какое-то унылое утомленное смирение пронизывало ее всю, будто она велела себе принимать все горести как должное и сохранять спокойствие духа. Рыжие волосы были коротко пострижены – совсем как у меня. Вот уж, наверное, Эмбер поиздевалась!
– Харли? – произнесла она.
Прозвучало как вопрос. Но это была констатация факта. Меня узнали. Заметили. Обратили внимание.
Она выпустила из объятий Джоди и поднялась на ноги.
– Харли, – повторила мама, и глаза ее наполнились слезами.
Подошла ближе. Мне показалось, чтобы ударить меня. Сам не знаю почему. Она меня никогда не била. Я попятился, но она обхватила руками мою голову, всмотрелась мне в лицо, словно младенцу, и крепко-крепко обняла.
– Мой малыш, – проговорила мама. Ее дыхание пощекотало мне шею. В ее словах не было ничего глупого, несуразного или фальшивого. Еще одна констатация факта, вот и все.
Ее голос зацепил меня. Вдруг стало ясно, что передо мной не посторонняя. Этот голос один на целом свете был ласков со мной, не требуя ничего взамен. Он вошел в мое сознание прежде, чем у меня сформировались уши.
Как я ни старался, не получилось ни обнять ее в ответ, ни оттолкнуть. Все чувства куда-то делись, за исключением тупой боли промеж глаз. Свобода воли была сметена могучим приливом любви и поднявшейся из глубин встречной волной ненависти. Слишком поздно я осознал, что впервые повидаться с матерью после того, как ей впаяли пожизненное, это тебе не жук чихнул.
Она разжала объятия, вроде бы не заметив, что я ей не ответил. В конце концов, я был взрослый. Никогда не видел, чтобы папаша обнимал кого-нибудь кроме мамы и Мисти.
Мама отступила на шаг. Между нами вклинилась Джоди и обхватила ее за талию.
– Ты обрезала волосы, – произнес я, удивляясь, как легко выговариваются слова.
– Уже давно. – Она была так рада, что я заговорил. Наверное, так же радовалась, когда я впервые пописал в горшок, не забрызгав стену. – Нравится?
