Она бросила на него взгляд через плечо, и взгляд ее был пуглив, как у осторожной оленихи. Он вспомнил последние мгновения, проведенные ими в киберпространстве, когда она поравнялась с ним в разорванном платье, со множеством колючек в волосах, пахнущая мохом и глиной. Он тогда воспринял ее как лесную нимфу, сказочное создание, живое и огненное, как неуловимую мечту. А теперь, уже в этом повседневном мире мыльного порошка и кофейных чашек, он вновь поймал себя на том, что смотрит прямо в глаза этой самой лесной нимфы — или, точнее, в глаза, которые можно было бы счесть глазами лесной нимфы, если бы они не были затуманены подозрительностью и недоверием.
Что-то екнуло у него под сердцем. Несмотря на общественный ныл и готовность смело выступить на защиту, с ее точки зрения, правого дела, Джиллиан Полански была столь же тонка и нежна, как кружева с изнанки. Синклер не раз видел, как жесток может быть мир к существам хрупким и неординарным, но он никогда еще не видел более трагического выражения глаз, не встречался с человеком, чья душа до такой степени боится, как бы не выявилась ее истинная натура. Он задумался, кто же выучил ее быть до такой степени осторожной, и тут на него нахлынула такая могучая волна гнева, что он чуть не вздрогнул.
— Извините, — с хрипотцой проговорил он, даже не зная, за чье он извиняется зло. — У меня и в мыслях не было сделать вам больно.
Взгляд ее на некоторое время задержался на нем. Затем рот ее сложился в робкую полуулыбку, от которой сердце его словно связали в узел.
— Примите и мои извинения. Мне не следовало делать поспешные выводы, будто вы что-то от меня хотите. — И она вновь повернулась к раковине, дополаскивая чашки. — То есть, я хотела сказать, что всем известно, что вас интересует только наука.
“Не всегда, миз Полански”. В роли Вершителя Судеб он завоевал репутацию безразличного стоика. Но под бесстрашной оболочкой билось сердце нормального мужчины с горячей кровью и жаркими желаниями, как и у остальных особей рода человеческого. Другое дело, теперь он намеренно уводил в тень эту часть своей личности, ибо когда он позволил сердцу взять верх над разумом, это чуть не погубило всю его жизнь. И все же его физическая суть рвалась к самоутверждению, как правило, в самые неподходящие для этого моменты. Например, во время медленного танца на вечеринке у Гриффита. Или сейчас. Как он ни старался, но никак не мог отвести взгляд с ротика сердечком и думать о его обладательнице миз Полански нечто весьма ненаучное.
