Похороны Великой Мамы | страница 8
Ана позволила поднять себя, а потом всей тяжестью упала к нему на грудь, прильнула лицом к его ярко-красной полосатой рубашке и зарыдала. Крепко обхватив мужа, она держала его до тех пор, пока наконец не успокоилась.
– Я сидела и заснула, – всхлипывая, проговорила она, – и вдруг вижу во сне – дверь открылась, и в комнату втолкнули тебя, окровавленного.
Дамасо молча высвободился из объятий жены и посадил ее на кровать, туда, где она сидела до его прихода, потом бросил узелок ей на колени и вышел помочиться. Она развязала тряпку и увидела бильярдные шары, два белых и красный, потерявшие блеск, с щербинками от ударов.
Когда Дамасо вернулся, она удивленно их рассматривала.
– Зачем они? – спросила она.
Он пожал плечами:
– Чтобы играть в бильярд.
Дамасо снова завязал шары в красную тряпку и вместе с самодельной отмычкой, карманным фонариком и ножом спрятал их на дно сундука. Ана легла, не раздеваясь, лицом к стене. Дамасо снял только брюки. Вытянувшись на постели, он курил в темноте и пытался уловить в предрассветных шорохах хоть какие-нибудь отзвуки того, что он совершил. Вдруг он сообразил, что жена не спит.
– О чем ты думаешь?
– Ни о чем, – ответила она.
От злости его голос стал еще глубже и ниже обычного. Дамасо затянулся в последний раз и загасил окурок о земляной пол.
– Другого ничего не было, – вздохнул он. – Зря проболтался целый час.
– Жаль, что тебя не пристрелили.
Дамасо вздрогнул.
– Типун тебе на язык, – пробормотал он и, постучав по краю деревянной кровати, стал шарить рукой по полу в поисках сигарет и спичек.
– Ну и осел же ты! – воскликнула она. – Хоть бы подумал, что я дожидаюсь, не сплю, и каждый раз, как услышу шум на улице, мне кажется, что это несут тебя, мертвого. – Она вздохнула и добавила: – И все из-за каких-то трех бильярдных шаров.
– В ящике стола было только двадцать пять сентаво.
– Тогда не надо было брать ничего.
– Очень уж трудно было туда влезть. – Не мог же я уйти с пустыми руками.
– Ну, взял бы что-нибудь другое.
– Другого ничего не было.
– Нигде не встретишь столько разных вещей, как в бильярдной.
– Это только кажется, – сказал Дамасо. – А когда войдешь и оглядишься хорошенько, то увидишь, что нет ничего дельного.
Ана молчала. Дамасо представил, как она с открытыми глазами ищет во мраке памяти какой-нибудь ценный предмет из бильярдной.
– Может, и так, – кивнула она.
Дамасо опять закурил. Хмель проходил, и постепенно возвращалось ощущение веса, объема своего тела и способность им управлять.