бестселлер, вынудивший нас закупать бумагу у конкурентов — настолько быстро рос тираж, ни с чем не сравнимую прелесть нашей работы, ни с чем не сравнимую подлость нашей работы, день, когда мадемуазель Матильда допустила ошибку в расчетах, день, когда месье Марсель ездил на машине в замок Блуа за Жаном д'Ормессоном,
[13] три тучных года, когда мадемуазель Матильда, борясь с собой, в конце декабря приносила мне на подпись премиальную ведомость — такую сумасшедшую прорву денег мы тогда заработали. Я искусно обошел эпизод с массовым десантом людей в сером, вогнавших мадемуазель Матильду в дрожь и подсадивших ее на прозак, и закончил на ликующей ноте, вспомнив банку маринованных огурцов, которыми мадемуазель Матильда потчевала месье Марселя в обеденный перерыв. Мы выпили, закусили, и некоторые из нас вышли на пенсию. «Уф!» — выдохнул трезвый Менье.
Ближе к концу пирушки я делаю знак Валентине зайти ко мне в кабинет.
— Какая вы сегодня нарядная. Впервые вижу вас в юбке и кардигане. Полагаю, Менье пригласил вас на ужин?
— Вы почти угадали!
— Ну, значит, не он, а один из его клонов.
— Вот теперь в точку.
— Захватывающе интересное свидание. Смотрите, как бы вам со смеху не помереть… Но я должен сообщить вам нечто срочное. Вы уже начали читать рукопись, которую я вам дал?
— Да, но…
— Я вас не тороплю, читайте спокойно. Я просто хотел сказать вам про две вещи, которые нужно иметь в виду, когда читаешь по работе: учитесь читать и оценивать то, что вам не нравится. Обычный читатель не обязан дочитывать книгу до конца, он может оставить ее в метро, но вы — нет. Вы должны без гнева и пристрастия перевернуть последнюю страницу рукописи и спокойно положить ее в общую стопку. Второе: вам потребуется небольшая толика воображения, чтобы представить себе, что произойдет с текстом, когда он превратится в книгу. В типографском виде любой текст обретает дополнительную убедительность. В некоторых случаях этот волшебный эффект проявляется сильнее, в других — слабее. Все это, конечно, никак не пригодится вам в организации концертов, как, без сомнения, не пригодится издателям будущего, но все-таки я должен был вам это сказать, прежде чем уйду на пенсию — не сегодня, так завтра вечером.
Краем глаза я наблюдаю за Женевьевой, сидящей в поезде напротив меня. Уткнувшись в экран читалки, я делаю вид, что поглощен очередной рукописью. Женевьева не поглощена ничем. Я знаю, что она не скажет ни слова до тех пор, пока мы не прибудем к месту назначения. Каждый раз, когда я сопровождаю ее на автограф-сессию в провинцию, повторяется один и тот же сценарий. Она созерцает расстилающийся за окном пейзаж, ее голова мерно покачивается в такт движению поезда, иногда она смежает веки и делает глубокий вдох, как спортсменка. На ней сиреневый костюм и белая блузка с золотой брошкой — она похожа не на себя, а на домохозяек в возрасте от пятидесяти и старше, сердца которых ей в самом скором времени предстоит завоевать. Она всегда так сосредоточена перед встречей с читателями — входит в образ. Я высоко ценю эти поездки, каждую из которых мы начинаем почтительным двухчасовым молчанием в память о французской книготорговле.
