– Да. Хорошо знать, кто вы и что вы, Гёко-сан. Это одно из редких преимуществ, которые мужчина уступил женщине. К счастью, мне известно, кто я. Еще как известно. Пожалуйста, переходите к тому, чего вы хотите.
Гёко не дрогнула от угрозы, но бросилась в атаку с грубой прямотой:
– А суть сказанного в том, что обе мы знаем жизнь и понимаем смерть, обе считаем, что везде и все зависит от денег – даже в аду.
– Вы так думаете?
– Да. Так что, простите, я считаю, тысяча коку – слишком много.
– Смерть предпочтительнее?
– Я уже написала свои предсмертные стихи, госпожа:
Когда я умру,
Не сжигайте меня,
Не хороните.
Просто бросьте на поле тело мое –
На поживу голодным псам.
– Это можно устроить. Очень просто.
– Да. Но у меня длинные уши и короткий язык, а это может еще не раз пригодится.
Марико налила еще чаю – себе.
– Извините, что вы сказали?
– О да, конечно. Пожалуйста, извините меня, но это не хвастовство – что я хорошо подготовилась, госпожа. К этому и многому другому. Смерти я не боюсь. Завещание написано, сыну оставлены подробные наставления на случай моей неожиданной смерти. Я заключила мир с богами задолго до этого мгновения и на сорок дней после смерти… Я уверена: мне удастся возродиться. А если и нет, – она пожала плечами, – тогда я стану ками… – Веер ее замер. – Так что, я могу рассчитывать на встречу в течение месяца, да? Пожалуйста, простите, что напоминаю, но я как вы: ничего не боюсь. Но в отличие от вас мне в этой жизни нечего терять.
– Так много разговоров об ужасных вещах, Гёко-сан, в такое приятное утро. Ведь оно упоительно, правда? – Марико собралась спрятать коготки. – Я предпочитаю видеть вас живой, процветающей, почтенной дамой, одним из столпов вашей новой гильдии. Ах, это была очень тонкая мысль. Хорошая идея, Гёко-сан.
– Благодарю вас, госпожа. Я тоже желаю вам всяческого благополучия, счастья и преуспеяния во всем, чего ни захочется. Со всеми забавами и почестями, которые вам потребны.
– «Забавами»? – повторила Марико, почуяв опасность.
Гёко была похожа на хорошо натасканную собаку, идущую по следу за зверем.
– Я только крестьянка, госпожа, так что не знаю, какие почести, какие забавы доставляют удовольствие вам. Или вашему сыну.
Ни та, ни другая не заметили, как между пальцами Марико сломалась тонкая деревянная планка веера. Бриз прекратился. Теперь в саду, который выходил к ленивому, неподвижному морю, повис влажный, горячий воздух. Мухи роями гудели вокруг, усаживались, снова взлетали.
