– Защищал нас? Иди ты знаешь куда? Нас было пятьсот, когда мы отплывали, и пять кораблей. Теперь нас всего девять!
– Это не его вина, что флот разметало по сторонам. Это не его вина, что штормы…
– Если бы не он, мы бы остались в Новом Свете, ей-богу. Это он сказал, что мы можем добраться до Японии. О боже, посмотрите, где мы теперь!
– Мы все согласились, что попробуем доплыть до Японии. Мы все согласились, – устало напомнил ван Некк. – Мы все проголосовали.
– Да. Но это он нас убедил.
– Смотрите! – Гинсель указал на самурая, который ворочался и стонал. Сонк быстро скользнул на него, ударил кулаком в челюсть. Японец опять потерял сознание.
– Боже мой! Зачем эти негодяи оставили его здесь? Могли же без особого труда вынести отсюда. И мы ничего не можем сделать.
– Думаешь, приняли за мертвого?
– Не знаю! Не слепые же они? Боже мой, как бы я хотел выпить холодного пива, – вздохнул Сонк.
– Оставь его, Сонк, не убивай. Он заложник. – Крок поглядел на Винка, который сидел согнувшись у стенки, погруженный в унылое самобичевание. – Бог поможет нам. Что они сделают с Питерзоном? Что они сделают с нами?
– Это капитан виноват, – бормотал Ян Ропер. – Один он.
Ван Некк вгляделся в Блэкторна:
– Теперь это не имеет значения. Понимаете? Чья бы это вина ни была.
Матсюккера пошатывало, кровь все еще текла с предплечья.
– Я ранен. Помогите мне кто-нибудь.
Соломон оторвал кусок от рубашки, сделал жгут и остановил кровь. Рана на бицепсе Матсюккера оказалась глубокой, но ни вена, ни артерия не были задеты. Мухи слетались на кровь.
– Проклятые твари. И Бог отправит капитана в преисподнюю, – ворчал Матсюккер. – Договорились же, так нет! Он должен был спасти Винка! Теперь на его совести кровь Питерзона, и мы все из-за него пострадаем.
– Заткнись! Он сказал, никто из его команды…
Наверху раздались шаги. Открылся люк. Крестьяне начали опорожнять бочки с помоями в погреб. Когда они остановились, пол был затоплен на шесть дюймов.
Вопли прорезали ночной воздух, когда луна поднялась высоко.
Ябу сидел, подобрав под себя ноги, во внутреннем садике дома Оми. Без движения. Он созерцал лунный свет, заблудившийся в кроне цветущего дерева, – ветви взметнулись на фоне светлеющего неба, соцветия были слегка окрашены. Лепесток падал кружась, а Ябу думал, как он прекрасен.
Упал еще один лепесток. Ветер вздохнул и сдул другой. Дерево едва ли достигало человеческого роста; его подножие терялось между двумя замшелыми камнями, которые, казалось, росли из земли – так искусно они были размещены.
