Мартынов Евгений Иванович (22 сентября (4 октября) 1864, Свеаборг, ныне Суоменлинна – 11 декабря 1937, Москва) – русский военный деятель. Во время русско-японской войны командовал 140‑м Зарайским полком. В 1910 – начальник Заамурского округа пограничной стражи. Вступил в конфликт с министром финансов Коковцовым по поводу поднятого им вопроса о крупных хищениях на КВЖД и в Заамурском округе. Отправлен в отставку. 20 июля 1914 года подал прошение на Высочайшее имя, прося восстановить его в армии, на что последовало согласие. Попал в плен. Содержался в замке Лек вместе с Лавром Корниловым. Освобожден в феврале 1918. Служил в РККА. Арестован в сентябре 1937. Расстрелян 11 декабря 1937. Из воспоминаний о русско-японской войне:
Что касается одежды и снаряжения, то полк, выражаясь официальным языком, был снабжен всем положенным по закону. Конечно, относительно качества большинства вещей говорить не приходится. Это была известная интендантская дешевка, чрезвычайно быстро приходившая в негодность. Особенно плохи были шинели, сделанные из единственного в мире рыхлого, серого сукна, которое на свет просвечивало, а при дожде до такой степени впитывало влагу, что мокрая шинель весила до 20 фунтов. Но что приводило нас в совершенное отчаяние, так это интендантские сапоги. Сшитые из плохо выделанной, непрожированной конины, на деревянных гвоздях, они, при движении по топким дорогам и каменистым сопкам Маньчжурии, совершенно разваливались уже после двух недель носки. Известно, что обычное ругательство, с которым японские солдаты обращались к русским, было – «оборванец». Говорят, что убогая одежда нашего солдата объясняется бедностью государства, но отчего же несравненно более бедная Япония находит возможным снабжать своих солдат вещами высокого качества? Да, наконец, с финансовой точки зрения, вряд ли выгодно, вместо одной пары хороших сапог, давать две пары негодных и т. п.!! (…) Обращал на себя внимание огромный груз, носимый солдатом. Как известно, определенная законом походная ноша солдата весила 71 фунт. Если же к этому прибавить почти всегда имевшиеся лишние патроны, запас печеного хлеба на один день, кружку, чайник, табак и т. п., то этот груз был не менее двух пудов в сухом состоянии. Совершать большие переходы с таким вьюком при влажной, расслабляющей маньчжурской жаре было очень тяжело, а лазить по сопкам и вовсе невозможно. (…) В тот раз зимой болховцы[9] выполнили задачу блестяще: незаметно приблизились к неприятельским окопам, прорвались через них, проникли в сосновую рощу, захватили там одного японца и привели его ко мне невредимого. К сожалению, вследствие отсутствия переводчика я не мог его сам опросить и, ограничившись подробным осмотром, отправил в штаб дивизии. Этот японский пехотинец был одет замечательно хорошо. Поверх белья на нем была толстая шерстяная фуфайка, составлявшая одно целое с такими же кальсонами, затем – суконные мундир и штаны, безрукавка козьего меха и, наконец, – пальто из верблюжьего меха, до пояса подбитое мехом, с меховым воротником и капюшоном. На голове он имел форменную фуражку, на руках меховые перчатки, на ногах – толстые шерстяные чулки и прекрасные башмаки с теплыми гетрами. Все эти вещи были сделаны из дорогого матерьяла, очень мало похожего на ту дешевую рвань, из которой наше интендантство «строит» свои знаменитые шинели, тулупы и сапоги. В японском окопе болховцы захватили несколько теплых одеял.
