Он был православным, истово верующим, соблюдающим все обряды. В его царствование было канонизировано больше святых, чем за все послепетровские царствования. И именно при нем православная церковь чаще всего ссорилась с царствующим императором. Начиная с трудной канонизации самого любимого, самого дорогого для него святого – Серафима Саровского и кончая распутинскими скандалами, Николай II постоянно конфликтовал с той церковью, которой хотел быть верен.
Он был инициатором созыва мирных конференций в Гааге и Женеве. Он и в самом деле хотел быть «апостолом мира». И именно он втянул Россию в две кровопролитнейшие войны.
Он хотел, чтобы народ полюбил его. Не буржуазия, не дворянство, не образованное сословие, парламентарии и журналисты, но простой народ, землепашцы и мелкие чиновники. Для этого он дружил и переписывался со служащим железнодорожного ведомства, Анатолием Клоповым, для этого советовался с сибирским мужиком, Григорием Распутиным (Новых). И именно при нем в центре столицы стреляли в народную демонстрацию. Именно о нем говорили в народе так, что журналист Василий Розанов вздрагивал, но старательно, впрочем, записывал: «…старик лет 60‑ти, „и такой серьезный“, Новгородской губернии, выразился: „из бывшего царя надо бы кожу по одному ремню тянуть“. Т. е. не сразу сорвать кожу, как индейцы скальп, но надо по-русски вырезывать из его кожи, ленточка за ленточкой».
Его прокляли как Кровавого и канонизировали как святого. О нем говорили, что хорошо бы ему быть частным лицом, гвардейским полковником, а не руководителем великой страны, но сам-то он вовсе не хотел быть частным лицом. Сам-то он гордился тем, что Провидение вручило ему власть над Российской империей. Он был фантастический неудачник. Он проиграл все, что только можно проиграть. В конце жизни он увидел, как его страна ввергается в любимое им время, в тот самый, чаемый им XVII век, с бунтами, бесконтрольной верховной властью, неистовой, фанатичной властью, ненавистью к Европе, к Западу. Только ввергают страну в этот самый, оказывается, очень страшный, куда уж как неуютный век его враги, крайние западники, марксисты, революционеры, экстремисты, мечтающие о свободе для всех и справедливости для всех. Великая тщета всех человеческих усилий – вот что должно было поразить Николая Александровича Романова, перед тем как пули расстрельной команды изрешетили его и его семью в подвале ипатьевского дома.
Он был вовсе не одинок в своей судьбе. Его проблема – проблема традиционного монарха в модернизирующейся стране, проблема, широко распространенная – от Китая до Германии. В сущности, монархи всех модернизирующихся стран каждый по-своему решили эту проблему или были решены ею. Легче всех отделался австро-венгерский император Франц Иосиф. Он умер незадолго до социального взрыва, разнесшего на национальные клочки его империю. Он не увидел, как погибла та империя, которую он сохранил в 1848–1849-х.
