Стараясь не подходить близко к окнам, я выглянул наружу. Наш ШДР-12К стоял неподалёку. Под брюхом три фигуры, одна заметила меня и показала рукой.
– Круть, не боись, это я, – прошипел я в коммуникатор и махнул в окно.
– Ага! – ответил сержант.
В дальнем конце зала виднелись стойки, а за ними пара дверей. Казик подошёл к ним и заглянул за стойку. Я поспешил к нему.
На столе, за стеклом, стоял принтер для печати посадочных талонов. Рядом лежала стопка бумаг и планшетный компьютер.
Я взял планшет и попытался его включить. Безрезультатно.
– Разряжен, – сообщил я. – Странно, ему потребовался бы год, чтобы батарея сдохла.
– Ну, бывает. Может, перегорел, – предположил Казик, – Ладно, надо пошевеливаться, а то ещё в башню топать.
Двери из матового непрозрачного стекла были плотно прикрыты. Я занял позицию у ближней к окну, Казик у другой.
Одновременно мы ворвались внутрь.
У входа я упёрся в длинный массивный стол, занимавший большую часть кабинета. Во главе стола стояло большое кожаное кресло. Пустое. За ним большое окно.
Везде порядок… Аккуратные стопки писчей бумаги на столе, рядом – карандаши, ровненько лежат. На полках папки и всякая мелочь – параллельно и перпендикулярно.
Тут рыть нечего. Я развернулся и пошёл к напарнику.
– Ну? – спросил я его.
Казик цокнул и отрицательно покачал головой.
– Тогда пошли в башню, – предложил я.
Спустившись по лестнице, мы ещё раз осмотрели нижний зал. Я доложился сержанту, что осмотр окончен, и мы вышли наружу.
За десять минут, пока мы лазали по космопорту, на улице стало гораздо светлее. На востоке яростно полыхал голубой гигант, заменявший тутошнее Солнце. Его резкий свет, словно не замечая их, прожигал облака насквозь. Цвет был непривычным, неприятным.
Как на мой вкус, здешняя смесь голубого, зелёного и серого, была чересчур кислотной.
Несмотря на то что вокруг стояла гробовая тишина и полная безмятежность, мы с Казиком со всех ног бросились к башне контроля полётов. А добежав – остановились перевести дух.
Дурацкая тишина, безумное солнце, свист ветра в вышине. Он теребил параболические антенны, и они жаловались об этом окружающей пустоте.
Дверь в башню была открыта нараспашку. Мы вошли внутрь и оказались в полной темноте. Окон не было, электрического освещения, естественно тоже.
Я включил фонарик, встроенный в цевьё карабина. Казик – тоже, а ещё, небольшой прожектор, примотанный к наплечнику.
В самом центре башни находилась шахта лифта. Кабинка, с открытыми дверьми, стояла на первом этаже. Осмотрев её, мы пошли по лестнице, нарезавшей спираль вокруг.
