- Прости, ради Христа. В одержании я, во власти дурных чувств.
- Не казнись, - вымолвила боярышня. - Оставь всё, как есть. Ни в чём, кроме моего обручения, тебе не отказано. Смирись в прежнем чине. Сломи обиду.
Всеволож резко рассмеялся.
- Не велик чин - обойдёныш!
Карета отпрыгала на ухабах, пошла ровнее, тише. Ехали по Великой улице.
- Единомышленник сатанин! - проскрежетал Иван Дмитрич с прежней злобой. - Враг проклятый!.. Ненадобный шпынь!.. Злой, пронырливый злодей!.. На оном веке рассудит нас с тобою Бог, опричь того мне нечем от тебя оборониться… Нет, позволь, как нечем? Ты откинул от дела омерзелого холопа. Я же отдаю тебе моё крестное целование. Как восклицали древние латиняне: «Катилина, доколе будешь испытывать наше терпение?» Слушай меня, Евфимия, - обратился боярин к дочери. - Нынче же соберёмся всем домом и - в Галич, к Юрию Дмитричу!
- Батюшка, Бог с тобою! - испугалась боярышня.
- Мыслишь, батька спятил с ума? - осклабился Всеволож. - Нет, я в своём уме. Отдаюсь на милость врага. Хочет - казнит, хочет - сделает другом. Лучше воистину принять злому животу моему конец и навеки свободну быть, нежели поступать противно правде.
- Станешь инокняженцем? - испугалась Евфимия. - Это же перевет, измена!
Она невольно вспомнила пророчество Анастасии Юрьевны и содрогнулась: сбудутся ли слова мёртвой до конца? «Ты непременно будешь женой Василия. Не Софьиного, моего…»
- Это не перевет, - успокаивал тем временем отец. - Это законная для боярина перемена князя. Перейду от Василиуса к его сопернику. И да погибнет неблагодарный!
- Не разжигай пламени, любезнейший отец мой! - взмолилась дочь. - Не поступай опрометчиво.
- Моё решение несовратно, - заявил Иван Дмитрич. - Нынче же соберёмся. По пути заедем в Тверь. Анисия свидится со вдовой сестрой. Я же великого князя Бориса Александровича призову в союзники. Месть будет ужасной. Пусть ждёт вероломный измётных грамот.
- Подумай о государстве, батюшка, - пылко возразила Евфимия. - Вспомни о давно минувших усобицах, что привели к татарщине.
- Под державой клятвопреступника государству не быть счастливу, - с неменьшим пылом произнёс Иван Дмитрич.
Карета остановилась.
- Мы дома? - обрадовалась боярышня.
- Нет, - сказал Иван Дмитрич. - Я заблаговременно приказал стать у Ховринского двора, возле церкви Воздвиженья. Взойдём вместе. Хочу поставить свечу.
- Хочешь испросить Божьего благословения на отчаянный свой поступок? - спросила дочь, выходя следом за отцом из кареты.
