Нивны село немалое. Курные избы чернели в заболотье. Дорога на Можайск пересекала речку. А по сю сторону моста, на взгорке, высился Мамонов терем. Окна, двери, стены испещрены цветною травлей, узорчатой резьбой. Двор показался так огромен, будто в нём можно поместить несколько тысяч человек. По краям - избы, клети дворовой челяди, обок с ними - сараи, хлевы. А на задворках - бесконечный сад с доспелыми яблоками, ягодными кустами, обилием лужаек, ещё месяц назад, должно быть, удивлявших разноцветьем, а теперь сплошь зелёных, заботливо выкошенных. Гостья бродила по этому саду, не ведая, чем заняться. Сразу же по приезде в Нивны она оказалась в хоромах вдвоём с Андреем Дмитричем. Акилина же Гавриловна уехала, по его словам, в Можайск. Странно, не предупредила. С хозяином беседы коротки. Встречи - больше за столом, где трапезы прямо-таки луколловы. Прежде всего - свиные окорока, тетерева со студенью, гусиные потроха. Вторая перемена - жаркие: то баранина, то индюк, то рябчик. Всё приготавливалось на вертеле, подавалось с различными взварами. А после жарких - горячие щи или супы, то куриные, то из лосиных губ и ушей. На сладкое - заедки: леденцы, орехи, сушёные ягоды, варёные сахара с плодовыми приправками. В постные дни вместо сахаров - пряники в виде зверей. Питье - брусничная вода и морс малиновый.
- Ешь, ешь, голубушка, - упрашивал хозяин.
В столовую палату он приходил в кафтане из червчатого киндяка, подбитого мехом бурой лисицы, с нашивкою для застёгивания, тканною в кружки из серебра с шёлком, а воротник - из золотого атласа по червчатой земле. Евфимия знала от Акилины Гавриловны, что кафтан этот, кроме меха, обошёлся в два рубля десять алтын с деньгами. Расчётливая жена не пожалела средств, предавшись страсти одеть любимого супруга побогаче. Она доверительно показывала Всеволоже иной, выходной, кафтан боярина, пошитый из турецкого атласа. По червчатой земле - золотое листьё с белыми и лазоревыми шёлковыми цветами. У каждой запоны шёлковая с серебром завязка с золотой кистью. Цена такого кафтана несусветно велика: тридцать четыре рубля двадцать два алтына, не считая запои, подаренных ещё покойным князем Можайским, тёзкой Мамона, Андреем Дмитричем, на день ангела. Жаль, что в таком наряде Евфимии не привелось видеть боярина. Редко он выходил в люди, углублённый в свои занятия. А выглядел бы высокий худой Мамон в дорогом кафтане весьма внушительно.
