Ослепительный нож | страница 22



- Блошка банюшку топила, вошка парилася, с полка ударилася!

- Негоже поешь, Устина, - заметила мать певуньи, княгиня Анисия. - Пристойнее петь: «баня парит, баня правит»…

Полагья приотворила дверь в мыльню. Дохнуло жаром.

- Готово, государыни мои.

Акилина Гавриловна поднялась.

- А ну, гологрудые, голобёдрые, гологузые, на полок!

Евфимия, задохнувшись сухим чистым жаром, наблюдала, как хлещутся голухи дубовыми вениками на полке с приступками и подголовками.

- Полезай, сестрица, побанимся! - приглашала Анисья. - Душа прохладу любит, а плоть пар.

Первой спустилась с полка Акилина Гавриловна.

- Полагья, повехоть спину… А ты что ж, Офимушка, не полезаешь париться? - Попыталась она лечь животом на лавку и тут же переместилась на пол. - Уф, стара стала, дохнуть страшно.

- Чтой-то вдруг стара? - малинила вехоткой её спину Полагья. - Кругла, пухла, бела, румяна - кровь с молоком!

- Не полезу на полок. Не в измогу нынче, после пережитого, - решила вслух Евфимия и, наполнив шайку, тоже села на пол. Здесь дышалось легче.

- Время тишины вчера минуло, - завела речь Акилина Гавриловна. - Наступило время тряски. То, что ты перенесла, - ещё цветы! Полагья от Меланьи, Софьиной постельницы, такое вызнала! У меня мурашки по спине забегали. Перескажи, Полагья, - повелела боярыня.

Сенная девушка напухлила губы.

- Совестно!

- Перескажи, - настаивала Акилина. - Устя с матерью хлещутся на полке, не слышат.

Полагья, отложив вехотку, поведала, глядя в пол:

- Государыня-мать, литвинка бесстыжая, тебя, Евфимьюшка, голубонька наша, назвала супарнем.

- Что такое есть супарень? - растерялась Евфимия.

- Ну, мужлатка, - не поднимала очей Полагья, - бородуля. Так обополых зовут, полужён-полумужей. Есть у Софьи Витовтовны в Зарыдалье лазутник или лазутка. Известно ей, как ты и Бонедя в мужской сряде воительствуете. Говорит: боярышню Всеволожу неприлично иметь в невестках. Возомнила, дескать, себя Иоанной Дарковой, героиней франкской. А посольские сказывали, будто бы Иоанну эту невдавне сожгли, как ведьму.

- Ой! - уронила мочало в воду Евфимия. - Орлеанскую деву - на костёр? Со мной батюшка прошлым летом часто о ней вёл речи. Не могли франки святую сжечь.

- Агляне её пленили, - вмешалась Акилина Гавриловна. - Слышала я от старшего дьяка Фёдора Беды. Они и сожгли после неправого суда. Да не о ней сейчас наши мысли - о тебе! Софьею ты отлучена от её особы. Это не к добру. Яснее говоря, к худу.

- Навек ли отлучена? - сомневалась Евфимия, - Нынче же объяснюсь, улажусь…