- Я рада. Мысли твои покойны, - примолвливала Власта, помогая одеться боярышне.
Прощальный взор на родовое гнездо был брошен сквозь слёзы.
Карета с одинокой орлицей в гербе дёрнулась и покатила со двора.
В оставленные ворота по-хозяйски входили чужие люди.
«Прощай, мой прекрасный рай!»
Вот уже и застенье. Колеса протарахтели по брёвнам моста над Неглинной. Кони помчали по Воздвиженке мимо купеческих теремов к Можайской дороге. Боярышня Всеволожа удалялась в изгнание, может быть, до скончания живота.
- У тебя мысли злые, сестрица, - внезапно сказала Власта, - Отвлекись мыслями.
Только что Евфимия вспомнила слова псалмопевца Давида, сказанные много веков назад как бы о нынешнем великом князе московском: «Ты сирот оставлял с пустыми руками. За то вокруг тебя петли, и возмутил тебя неожиданный ужас, или тьма, в которой ты ничего не видишь».
- Поведай, умница, - попросила Власта, - пришёл ли в нашу землю покой с возвращением законного венценосца?
- Распря лишь начинается, - провела нежными перстами Евфимия по загрубевшей в лесной работе руке своей спутницы. - Князь галицкий уступил, старшие же сыновья его не вложили меч в ножны. А родитель отстанет ли от детей? На харатейном пергаменте и отстанет, а в жизни нет. Ратная же доблесть Василиуса, судя по Клязьминской битве, сомнительна. Вот и жди вскорости нового великого князя на Москве…
Обе вдруг едва не стукнулись лбами. Кареть резко остановилась.
В сумеречных слюдяных оконцах замелькали тени.
Дверца распахнулась стремительно.
В предночной час смоляной бородач показался синим.
- Выходи, боярышня Всеволожа! Евфимия не шелохнулась.
- Кто будете?
- Кто никто, выходи! Иная кареть для тебя готова. Девка поедет своей дорогой. Ты - с нами.
- Шиши? - спросила боярышня.
- Мы не воры, - чуть оторопел бородач. - Княжьи воины. Есть до тебя понадобье. Пересядь, не буди в нас силу.
- Он не шиш, - шепнула Власта. - Страшится не исполнить чужую волю. Я за тебя спокойна. Крадёжники хотят отвезти туда, где ты люба.
- Сунетесь, - гневно произнесла боярышня, - отведаете моего ножа. Затворите дверцу. Пусть возница едет.
Бородач прищурился.
- Твой возатай связан.
Грубо, нетерпеливо вторглись в мирные переговоры наружные голоса:
- Румянец, хватит!
- Софря, изымай куклу!
- Ельча, заходи сзади!
Некто дюжий втиснулся в кареть и отпрянул с воем, залившись кровью.
- Ой, ужалила! Будь она проклята…
В то же время медвежьи лапищи сдавили плечи со спины. Неиспытанная доселе мощь пушинкой вынесла Евфимию из кареты.
