.
Юнг яростно отвергал идею Фрейда, что сексуальная травма в детстве является источником невроза. По его мнению, вряд ли найдется ребенок, который не испытал эмоционального шока, но все же сравнительно немного людей потом формируют невроз. У меня сложилось такое впечатление, что Юнг имел личные причины преуменьшать значение сексуальной травмы в детстве и ее возможных невротических последствий.
Поразительно, как сильно Юнг выхолащивает переживание влечений в раннем детстве. Его заявление «Мы не занимаемся тем, что происходит в детской комнате»[25] позволяет предположить, что Юнг имел весомые причины выносить эту тему за скобки. В своей книге «Миф и эмансипация» Эверс указывает на то, что скрыто за образом «того, что происходит в детской комнате», не раскрывая, о чем идет речь. Он упоминает только «вторичное табуирование»[26] сексуальности у Юнга. Другие авторы обосновывают юнговское сексуальное табу атмосферой протестантского родительского дома[27]. Я лично тщательно изучала переписку Фрейда и Юнга и пришла к выводу, что Юнг был обязан во что бы то ни стало вытеснять то, что он был жертвой сексуальной эксплуатации. На фоне его биографии удивительно как раз то, что Юнг защищался от того, чтобы «людей, порядочных до глубины души… подвигать на подлые мотивы и подозревать их естественную чистоту в неестественной грязи»[28].
Сам Юнг еще мальчиком стал жертвой гомосексуального обольщения со стороны как раз «порядочного человека», старшего и им очень уважаемого. В своих воспоминаниях он не упоминает об этом насилии и, насколько мне известно, Юнг нигде не разглашает, кто это был. В письме от 28 октября 1907 г. он пытается объяснить Фрейду причину своей неспособности писать. Он упоминает о том, что ему мешают аффекты, которые Фрейд называл «комплекс самовоздержания», нечто вроде злых духов. Этот комплекс самовоздержания, пишет Юнг, «происходит из того, что мое почтение к Вам носит „религиозно“-преданный характер, правда, это не доходит до „приставаний“, но его несомненно эротические оттенки заставляют меня ощущать себя отвратительно и глупо. Это отвратительное чувство происходит оттого, что мальчиком я уступил гомосексуальному посягательству со стороны одного человека, которого я ранее очень уважал. Уже в Вене замечания женщин… пробудили мое отвращение, но тогда мне еще не было ясно, в чем дело.
Это чувство, от которого я еще не совсем освободился, теперь во многом мне мешает. Это проявляется в том, что мне стали прямо противны отношения с коллегами, у которых на меня сильный перенос из-за моей психологической проницательности. Поэтому я опасаюсь Вашего доверия. Кроме того, я опасаюсь появления такой же реакции на Вас, если бы я заговорил бы с вами о чем-то своем интимном. Я избегаю этого, насколько это возможно»
