. Из трёх тысяч пешцев менее половины откликнулось. Для одного дня потери были безмерны.
Тысяцкий Вельяминов почернел лицом, лишь борода бела. Акинф Великий к ночи хмелен и шумен. На правах так ли, иначе спасшего битву честит всех подряд. Особенно Юрия. Юрий огрызается.
- А ты пошто со мной не пошёл слобожан выручать? - кричит он.
- Дак ить коли пошёл, мы бы теперя, княжич, с тобой навряд здесь сидели! Потому и не пошёл! И тебе говорил: худо будет! Или не говорил?
Досадно Юрию слушать боярина. Но не та вина его грызёт, за которую виноватят, а та, что в сердце занозой застряла. Оттого и скалит Юрий зубы на Ботрю и на прочих глядит с вызовом: ну, кто ещё в чём упрекнуть его хочет? Отводят бояре глаза. Знать, и о той вине ведают, только сказать не смеют.
Да и как не ведать - чай, не все пешцы сгинули из тех, что видели, как Юрий с поля-то рвался.
«Вот что нехорошо-то!»
Но более речь о Юрии не идёт.
Льстиво потчуют славой Аль-Бугу, который и на коня не садился. Хвалят татар за хитрость, хана за мудрость. А про переяславского выскочку Акинфа Великого забывают, и он, отшумев, засыпает за столом от хмеля, усталости и обиды. И долго ещё по обычаю машут после драки руками. Причём шибче всех машут те, кто на драку со стороны глядел.
Потом начинают мыслить, как завтра рязанцев встретят. Сильны они, черти! Унылы становятся речи и тревожны взгляды.
Один Даниил Александрович странно спокоен и даже светел - худшего ожидал. Ан обошлось!
Знать, на его стороне Господь!
И татары ушли!
Знать, по-прежнему милостив к нему хан!
Так чего же теперь страшиться?
«Надо к завтрему молитвами приуготовиться. Бог к Москве милостив…» - не слушая воевод, думает князь.
А наутро коломенские бояре, учинив измену, перекинулись, как о том и было с ними договорено Фёдором Бяконтом, на Московскую сторону. Да как удачно перекинулись-то! Ночью, перебив окольных, врасплох взяли в плен рязанского князя Константина Романовича.
Что ж с пустыми руками-то итить, - гордо ухмылялись коломенцы. - Чать, мы не нищие!
Ништо - ещё обнищаете!
О таком счастливом исходе и хитрый Бяконт не загадывал.
А вот Даниил Александрович и этого свинства не исключал. И в худший миг не терял он надежды на Божью помощь, однако же просто на диво, как все складно-то обернулось!
Стали ладить переговоры. За свободу отца сыновья Константина Ярослав и Василий готовы были уплатить и Коломной. Но сам Константин Романович такой позорный торг отверг напрочь:
- Убей меня, Данила Лександрыч, а все одно не будет твоя Коломна!
