И Москва обезумела от ужаса…
Больно глядеть на людей своих, которым не в силах помочь, и Даниил, как заклятие, в которое, впрочем, не верил, все твердил:
- Не губи, Андрей! Останови, брат, побоище!
- Ништо! - дико кривя лицо, смеялся Андрей. - Ты, брат, жадный - ещё наживёшь!
А потом полыхнула родимая. От самого Загородья, по краю Неглинной и до кремника…
По сю пору у князя Данилы Александровича дух от того пепелища словно в ноздрях застрял. Лишь подумает, тут и вспомнится…
Если честно, не впрах Андрей Москву разорил - чуток помиловал. Другим-то хуже пришлось…
* * *
Четырнадцать городов с ходу с пылу взял Андрей с дюденевскими татарами, нигде не встретив сопротивления.
Изрядное огорчение доставили князю и его татарам переяславцы. Как раз от них ждал он упрямства, потому как Переяславль был не только богатейшей, но и наипреданнейшей вотчиной Дмитрия. К тому же город с одной стороны был надёжно укрыт непролазными болотами, с другой - Клещиным озером, да и сам, помимо глубокого рва и высокого вала, обнесён крепкой городней из дубовых дерев о двенадцати башнях. Как знать, прояви переяславцы мужество, может, и сникли бы татары под его неприступными стенами.
Однако горожане поступили иначе: они просто ушли из города за болота в глухие леса. Все ушли, как один. И унесли с собой все, что могли. А чего нельзя было унести, прикопали.
Переяславль встретил Андрея распахнутыми воротами. Впервые не Андрей смеялся над покорённым городом, рабски упавшим ему в ноги, а непокорённый город потешался над ним.
Уныло рыскали татары по пустынным, без меча вымершим улицам. Если где и осталась позабытая в спешке курица, так и она, чуя смерть, не квохтала…
Но куда большая досада ждала татар и Андрея в Твери.
Именно сюда стёкся битый народ со всей Низовской земли, в последнем отчаянии всё же решивший дать отпор Городецкому князю. Надежда приходит к тем, кто теряет, великая надежда рождается тогда, когда кажется, что уже больше нечего терять. А ещё надежда приходит тогда, когда в мир является тот, кто Божией волей даёт надежду.
Ко времени Дюденева похода Михаилу Ярославичу Тверскому едва минуло двадцать. Вроде бы не возраст для мужа - надежды Отечества. Однако ж и назаретский младенец, сам ещё не зная про то, дал веру многим и ужаснул царя Ирода. Михаил обладал странной силой внушать надежду. А ещё как человек, Божией милостью поднявшийся над своим временем, одним он внушал верную и трепетную любовь, другим столь же яростную ненависть. Словно по сердцу его раскололась Русь на две непримиримые половины.
