И ведь все понимает Дмитрий: теперь его, героя Дерпта и Раковора, помешавшегося на мести, ненавидят так же, как брата, ополоумевшего от крови и зависти.
«Господи! За что караешь слугу Твоего? Освободи от злой тяготы - дай в сердце мир. Ведь не того желал, не того! Истинно отречься готов! Схимы жажду - всю жизнь грехи пред Тобой буду замаливать, ибо грешен! Но как уйти, Господи? На Андрея Русь оставить? На пса безумного? Ведь знаешь Ты, Господи, не зверь он, ибо зверь чужой муке не радуется, враг он Твой, Господи, ибо знаю - он от Врага твоего…»
Капризна татарская милость. Хан Ногай резко переменился в своём мнении о Дмитрии.
Способствовали тому многие обстоятельства, главным из которых, наверное, стала женитьба красавца Фёдора Чёрного на Ногаевой дочке.
Фёдор Ярославский был вечным и главным складником городецкого князя, и, став ханским зятем, он сделал все для того, чтобы долгий кровавый спор решился в пользу Андрея. И вряд ли ему пришлось прикладывать к тому особенные усилия. В данном случае Ногаю не было решительно никакой разницы, кто возьмёт верх в этой братской сваре. Да, знать, и время пришло пополнить ханскую казну награбленным серебром, а Каффский невольничий рынок русскими пленными.
Теперь, по слову Ногая, Андрей вёл на Дмитрия огромное татарское войско под водительством царевича Дюденя.
Всё было страшно: и Баты, и Неврюй, и первый Андреев поход с татарами, и Дмитриевы ногайцы, однако Дюденево побоище, возможно, было наихудшим. Впрочем, как и всякая новая беда в сравнении с предыдущей, раны от которой уже запеклись.
Андрей в том походе окончательно остервенился и потерял остатки того, что делает человека похожим на человека.
Коломну пожгли, баб и невинных дев насиловали в алтарях, подтираясь от девственной крови воздухами[23] да ласковой пеленой с образов, причет церковный резали тут же, иконы выламывали из серебряных и золотых окладов, жгли и топтали ногами, драгоценные потиры[24] и чаши, хранившие ещё капли святой воды, валили в мешки, соперничая в бесовской удали на потеху вмах рубили головы детям. Пьяный от крови и власти, Андрей глядел на то, дёргая сведённой судорогой шеей, щерясь жуткой улыбкой…
Далее - Владимир. То же, да хуже: в Богородичной церкви выломали золотой пол. И вновь насилие, вновь безмерная кровь…
Волок-Ламский сожгли.
Москва на пути. Как не проведать брата? Али он лучше прочих?
О, помнил то Даниил…
- Богом прошу, на колени встану - не жги град! Я ж тебя встретил хлебом-солью, как брата!
