— После обеда заполните. Ясно? И вот что: наше отделение лучшее на заставе.
— Понял,— вздохнул Бородуля. Его не очень-то радовало, что придется служить в отделении сержанта Назарова. Бородуля помнил его по учебному пункту: язва, а не сержант. Просто отдохнул, пока был в хозяйственном взводе. И надо же было опять попасть к этому самому Назарову!..
Часовой по заставе окликнул дежурного:
— Катер возвращается!
Сержант велел Бородуле привести себя в порядок и, придерживая клинок, чтобы не бил по ногам, зашагал к воротам.
Он видел, как Шарапов развернул катер и поставил его против течения. Никита Кошевник бросил чалку — толстый витой канат — на мертвяк. Катер забился, точно пойманная на крючок рыба. Мотор заглох. Шарапов поколдовал над ним и стал подниматься к заставе. За ним медленно передвигал ноги Кошевник.
Шарапов доложил дежурному, что происшествий нет.
Назаров отвел пограничников в сторону:
— Разряжай!
Вахид щелкнул задвижкой магазинной коробки. То же проделал затем и Никита.
Когда шли на заставу, Назаров будто невзначай заметил Шарапову:
— Увидишь Истат, предупреди серьезно, чтобы реже ходила к реке.
— Опять обливалась?—стараясь казаться равнодушным, спросил Вахид.
Назаров подтвердил.
Шарапов вдруг остановился:
— А почему это я должен сказать?
Назаров притворился, что не расслышал.
— И еще скажи, чтобы не грубила часовому у водопоя.
Шарапов отвернулся.
Некоторое время шли молча. Потом дежурный сообщил, что приехал майор Серебренников.
Шарапов обрадовался. У него было много вопросов к майору.
Наряд остановился возле входа в помещение. Дежурный пошел в канцелярию, доложил начальнику заставы, что с границы прибыл катер.
Капитан Ярцев, получив у майора Серебренникова разрешение, направился к наряду.
Шарапов подошел к макету участка, показал начальнику заставы, где река изменила фарватер и где образовалась мель.
Ярцев слушал внимательно: всё это он должен был учесть в службе пограничных нарядов.
Он вернулся в канцелярию и стал что-то писать.
Серебренников оторвался от партийных документов, которые в это время просматривал. Ему показалось, что капитан нездоров. Сидит, низко опустив голову. И скулы, и нос, и подбородок — всё заострилось.
Серебренников подошел к окну, затянутому марлей. Посмотрел на столбик ртути, застрявший где-то около сорока пяти градусов.
Ярцев медленно переворачивал страницы. Воротничок гимнастерки впился в шею и взмок.
Серебренников подождал, пока начальник заставы кончит работать, и спросил, усаживаясь рядом:
