После многих ударов о ледяные камни, мое тело перестало чувствовать преграды и боль. Оно падало, перемешиваясь с глыбами снега. Вся эта снежная масса опускалась по склонам горы, увлекая за собой все больший снежный поток. Беспощадная снежная лавина не щадила никого на своем пути, она рвала и метала в беспорядочном хаосе белого безумия, она спускалась прямиком во мрак…
Я открыл глаза. Было еще темно. Руками я нащупал свое тело. Я был жив… Но, что это? О боже, это был всего лишь сон. Я посмотрел налево, рядом со мной спокойно спала моя жена Лио. Было еще темно. Я тихонько поднялся и отправился по коридору. Я не понимал, зачем и куда я шел, словно сон и реальность перемешались в моей голове.
Подойдя к небольшой комнате, где спала Тано, я не удержался и заглянул в нее. С большим облегчением я вздохнул, когда увидел, что маленькая Тано спокойно спит, обнявши мягкую игрушку панды. Я тихонько вошел в комнату и сел рядом с кроваткой Тано. Она крепко спала, а рядом с ней, на стене, висели ее рисунки. На них она изобразила папу и маму, державшие друг друга за руки, рядом она нарисовала дом. На другом рисунке она изобразила, как она с папой кормит панду. Я внезапно вспомнил, что она хотела пойти сегодня в парк, где живет панда, и вместе со мной покормить ее. Я протянул руку к рисунку и взял его. На нем, крошечными буквами, было написано рукой Тано: «Я и папа тяп-тяпа панда». Она хочет… И тут я вспомнил, что вчера говорил с дочерью о том, что не смогу пойти с ней в парк, так как сегодня я должен отправится покорять гору, как когда-то сделал это мой отец. Я достал карандаш, лежащий на маленьком столике, и сделал надпись на рисунке: «Папа обязательно пойдет с Тано к панде. И это будет сегодня. Целую нежно. Папа». Я повесил рисунок напротив детской кроватки и подошел к окну. У окна находилась небольшая клетка, где жила крошечная канарейка по имени Тико. Тано еще не все слова говорила и поэтому мы с женой назвали птичку по ее пению. Так, Тано было легче произносить ее имя.
Она очень любила свою Тико. Однако, я обнаружил, что клетка была пуста. Птицы нигде не было видно. О боже, что же случилось, где она? Еще вчера Тано разговаривала и кормила ее. Как же она будет переживать из-за пропажи канарейки. Внезапно, я почувствовал позади себя легкое касание и обернулся. Передо мной стояла Тано в ночной рубашке, босиком.
— О боже, я разбудил тебя. — произнес я, закрывая спиной пустую клетку. Я не хотел огорчать дочь. Я взял ее на свои руки, и она крепко прижалась ко мне, обняв меня за шею своими маленькими и нежными ручками. Как мне было приятно осознавать, что с ней все в порядке.
