Я пытался избегнуть этой служебной перемены, во всех отношениях мне лично не улыбавшейся, не говоря уже о громаднейшей разнице в условиях материальных. Из хозяина самостоятельного приходилось переходить в работника, зависимого от военного министра. Критикуя проект великого князя Николая Николаевича, я указывал именно на те последствия, которые оправдались относительно розни в работе и водворения сумбура в военном ведомстве. Дело, налаженное и для меня симпатичное, в прекрасных климатических условиях Юго-Западного края, предстояло променять на работу среди придворных интриг человеку, за 10 лет отсутствия в Петербурге утратившему всякую связь с жизнью столицы.
«Я знаю, – говорил мне государь, – что это для вас из попов в дьяконы, но я прошу все-таки вас на это согласиться, а во мне вы найдете во всем поддержку. Ваше трудное положение я вполне понимаю, но здесь, в столице, можно добиться того, чего не сделаешь в провинции».
Я ответил на это его величеству, что перемену, мне предстоящую, считаю переходом даже из попов в дьячки, а не в дьяконы, но не могу допустить, чтобы государь меня просил, а повеление высочайшее не исполнить считал бы для себя преступлением.
Соглашаясь, таким образом, я поставил лишь со своей стороны одно условие, что хотя, в свое время, генерал Редигер проходил курс академии, а я был уже в составе ее администрации, и он, следовательно, был моим подчиненным, тем не менее с принятием должности начальника Генерального штаба я прошу меня подчинить военному министру.
Государь так был рад исходу этого дела, что имел вид человека, у которого с плеч гора свалилась. Он согласился, но поставил со своей стороны условие, чтобы раз в неделю, по вторникам, я делал ему доклады в присутствии военного министра. Пришлось с этим, в свою очередь, согласиться, но я доложил тогда: «Слушаю, ваше величество! Я буду докладывать военному министру в вашем присутствии…»
Глава XIX. Начальник Генерального штаба
Реформой 1905 года, как я уже пояснял, Генеральный штаб был из Военного министерства выделен в отдельный орган, глава которого, начальник Генерального штаба, получил право самостоятельного, независимого от военного министра, доклада у государя. Пытались в этом отношении подражать прусской организации, упуская самый смысл таковой, так как вопрос личного состава остался в руках военного министра, тогда как в Пруссии для этого имелся специальный военный кабинет. У нас же такового не существовало. Этим в основание всей этой организации заложено было начало разложения, с которым такой положительный человек, как Палицын, справиться не мог. В действительности вся его работа по существу оказалась в полной зависимости от инициативы и импульса Совета государственной обороны, который, однако, ничего не делал!
