За спиной на кресле зашевелился кот. Сладко выгнул свою лоснящуюся спину, зевнул и, удивленно посмотрел на меня зелеными глазами-блюдцами: «Чего не спится, хозяин?» Не дожидаясь ответа, перевернулся на другой бок и снова уснул.
От неожиданности я вздрагиваю и смотрю в окно. Небо до этого иссиня-черное чуть порозовело. Верный признак того, что скоро наступит утро. Надо же! Просидел почти всю ночью и практически ничего не написал. Нет, написал много, но вот только что дошел до самого главного.
Просто поразительно, там, сидя на теплой земле аэродрома и смотря в голубое-голубое небо, мы свели свой разговор к бабкам. Не к бабам, а к бабкам, к деньгам! Как кроты из сказки про Дюймовочку, мы сидели и считали свои предполагаемые доходы и расходы и обсуждали эту тему с таким упоением, что можно было подумать, это была самая интересная тема. Это как называется? Заматерели? Повзрослели? Может быть, и так, но самое неприятное было при этом то, что мы чувствовали себя почти счастливыми? Но так ли оно выглядит оно, мужское счастье? Не женское счастье. Оно вполне понятно. Был бы милый рядом. А настоящее мужское счастье…
Вечером, возвращаясь с авиасалона, на выходе мы столкнулись нос к носу со старым нашим знакомым, заслуженным летчиком-испытателем, Героем России. Он стоял возле своего шикарного БМВ и грузил в багажник ящик с этикеткой французского вина.
Его лицо светилось как начищенная медная монета. Он был слегка пьян и весело подмигивал всем проходящим мимо красоткам, а в кабине рядом с водителем сидела такая обалденная блондинка, что… просто нет слов.
Увидев нас, летчик махнул рукой, раскупорил ящик, достал оттуда бутылку и протянул нам.
— Вот, ребята, спрячьте там, у себя, в музее. На память!
— А что это?
— А вы сегодня шоу французов видели?
— Конечно.
— Так вот я поспорил с их командиром, что смогу безо всякой подготовки выполнить вместе с их хваленными асами всю программу, да еще при этом сделаю то, на что ни один француз не решиться.
— И что сделали?
— Ну, ребята, а говорили, что всю программу видели! Бочку на низкой высоте видели?
— Так это были Вы? А что же тогда диктор кричал, что этот трюк могут только французы выполнять?
— Вот и отлично, пусть так все и думают. И вы никому не говорите, а то еще отстранят от полетов.
«Допельдон!» В мое голове снова всплыло это слово как высшая форма восхищения. А еще я почувствовал некоторый укол зависти. Да, я завидовал этому человеку, но чему?
