Тут и думать больше нечего!
А если учесть, что наш будущий глава — родственник Самого! Ну, вы меня понимаете?! То это ведь только благо будет для всего нашего села. Сколько вон он уже хорошего для нас сделал. Детские площадки во всех дворах поставил, газовую котельную для школы построил. И в будущем сможет, в случае чего, словечко за нас замолвить. Родственник ведь как никак!
В общем, голосовать надо только за него, за будущего и нынешнего главу. Думаю, так будет рассуждать большая половина жителей.
Но в груди у меня все равно начинает закипать злость. «Ну на хрена? На хрена весь этот маскарад? Неужели люди ничего не поймут про пустышку? Или их вправду так все устраивает? И почему он приказал срывать мои листовки? Ведь я же на его место не претендую».
А то, что листовки срывали по чему-то указу, сомнений нет. Ну не бывает просто так, чтобы одни кто-то случайно сорвал, а другие вот так сразу повесили.
«И еще Марина не звонит! Что с ней? Как она там? Что ей сложно прислать СМС, что доехала нормально. Что у нее все хорошо! Мне не важно, была она там с кем-то или нет. Главное, чтобы у нее все было хорошо! Ведь я волнуюсь за нее. Нет, не позвонит. И ничего не пришлет».
Я уже забыл, что мы расстались, расстались окончательно, и раскрываю свой телефон, чтобы прочитать ее последнее сообщение.
«Пошел ты в жопу со своей честностью!»
За что? Почему она так? А впрочем? Может, она права? Как нельзя актуально. Кому она нужна эта честность? Тем более от меня?
Может и вправду, не нужен нашему селу никакой музей! Ему нужны дорога, свет и больница, причем, желательно, как в городе. И дать их нам может только наш будущий и нынешний глава, родственник Самого. Договорится там с кем-то, по-свойски, по блату. И даст. Но какой ценой?
Каждый день я хожу по одной и той же дороге. Сначала в одну сторону, а потом в другую. И каждый раз я гляжу на огромную воздушную чашу между нашим холмом и огромным курганом, могилой неизвестных древних воинов, который скрывается в дымке на другом берегу Москва-реки, на зеленые поля, на старицу реки, на храм у подножия холма.
И каждый раз я отчетливо вижу это место таким, какое оно было много веков назад. Когда еще ничего вокруг не было: ни этих деревянных покосившихся домиков за спиной, ни бетонных коробок города, нависающих надо мной с левой стороны, ни церкви-красавицы с правой. Ничего-ничего. Только ровное, как стол, поле за моей спиной, а еще чуть дальше за ним — густой сосновый лес, в котором всегда, в случае чего, можно было укрыться от коварных набегов татар, и воздушная чаша под ногами. И две голубые дуги. Москва-река где-то там, на той стороне воздушной чаши, еле угадывается по деревьям, растущим вдоль ее крутых берегов, и прямо под ногами ее старое русло, превратившееся в продолговатые озера.
