— И он не всё понял?
— Наоборот. Всё до точки. Единственное, чего он не понял, — это что я только что изменила ему с другим. Мысленно.
Дэн усмехнулся, не поднимая глаз:
— Но ты ведь так это не сформулировала.
— Но это подразумевалось. Раз способна на ересь, то и на адюльтер. Особенно в тот момент, когда за этическую необузданность он вынес приговор моему жалкому женскому умишку.
— Брось. Энтони вовсе не такой.
— Разумеется. Он был такой забавный. Никак не мог поверить, что я это всерьёз. — Она принялась водить пальцем по узору потёртого турецкого ковра рядом с ковриком, на котором сидела. — Его беда в том, что он может быть только тем, что он есть, только самим собой. А ты и я — мы можем быть другими.
— Ну вот, теперь ты отказываешь ему в воображении. Это несправедливо.
— В воображении я ему не отказываю. А вот в способности действовать соответственно… Он никогда не сумел бы написать пьесу. Или роман. Ничего, что потребовало бы от него стать другим. Никогда в жизни, проживи он хоть тыщу лет. — Она замолчала. Потом заговорила снова, сменив тему: — Никак не пойму, нравится он Нэлл или нет.
И снова он почувствовал, что шокирован.
— Конечно, нравится. Ты и сама это знаешь.
— Она что, не понимает, что он неодобрительно к ней относится?
Тут Дэн бросил на неё быстрый взгляд: она по-прежнему разглядывала узор на ковре.
— Это и для меня новость, Джейн.
Ложь: это неодобрение не только давно ощущалось, оно пугало. Сегодняшний день вдруг въяве обнаружил неожиданные грани, тайные трещины, время, обращённое вспять: воистину странные геометрические построения. Казалось, в Джейн говорит чуть ли не озлобленность, стремление снять шоры с его глаз и в то же время — душевная обнажённость, позволившая ему увидеть все эти глубоко запрятанные чувства.
— Он очень старается скрыть своё неодобрение. Даже от меня.
— Да что он может против неё иметь, Бог ты мой?!
— Думаю, он догадывается, что вы спите вместе. Опасается, что и во мне есть то же, что так пугает его в Нэлл. Он, видимо, принимает за чистую монету её стремление казаться этакой пустенькой сексапилочкой.
— Но это же маска. По крайней мере наполовину.
— Я знаю.
— И я тоже заслуживаю осуждения?
— Да нет. Тебя он принимает таким, как есть. Ты — дитя природы. Так он сам себе доказывает, что он не ханжа. — Она искоса взглянула на Дэна: — Тебя всё это шокирует?
— Мне кажется, во всём этом он какой-то ненастоящий.
— Но он по-настоящему любит вас обоих.
— Благодарю покорно.
