Но всё было слишком хорошо, чтобы длиться вечно. Мама взглянула на часы, сказала, что пора возвращаться. Я, посмотрев на свои, заявила, что вовсе не пора, поскольку стрелки не сдвинулись с места. "Нет, надо идти, настаивала мама, - нельзя нарушать правила. Иначе в другой раз не отпустят на целый день". Мы снимаем гамак, собираем пакеты, фантики, гостинцы и отправляемся в обратный путь. Знакомое поле, зелёный забор, наша калитка, от которой уже отходят многочисленные тётеньки: мамы, бабушки. Мужчин почти нет. Они были редкостью в то послевоенное время. Я крепко держалась за маму, и ей пришлось ласково, но настойчиво высвобождать свою руку.
Вот и всё. Теперь она будет уходить, а я буду ей махать, пока она не скроется из виду. Я знаю, что она плачет, и потому боится обернуться. Вот обернулась и, прижав обе ладони к губам, послала мне воздушный поцелуй.
"На ужин", - крикнул кто-то. Заглатывая пирог с джемом, мой бритый сосед спросил: "Ну, чего тебе привезли?". Я вытянула ногу и покрутила стопой, обутой в сандалий. Он фыркнул и сделал попытку наступить мне на ногу. "Буза. У меня лучше". Он достал откуда-то из-под стула чёрный пистолет и набор палочек с присосками. "В лоб хочешь?".
Становилось прохладно. Все потянулись на терраску. Я тоже могу туда пойти и заняться переводными картинками, но что-то не хочется. Хочется уйти в дальний угол участка и слушать паровозные гудки. А в 9 отбой.
Не ходи за ворота
Только в детстве вся жизнь состоит из самоценных мгновений, которые проживаешь без сверхзадачи, без умысла, а лишь потому, что выпало жить. В детстве жизнь - не борьба, не бегство, не погоня, не отшельничество, не близорукое копошение в сиюминутном. В детстве каждое мгновение это комната, которую обживаешь просто, подробно и любовно. И оказывается, что, как ни краток миг, в нем есть и середина, и окраина, и закуток, и погреб.
Рефрен моего детства: не ходи за ворота. Я была паинька и слушалась почти всегда. Но и в пределах двора пространство казалось избыточным. Даже в собственном подъезде каждый этаж - новое измерение. Первый этаж - свой, обжитой, истоптанный. За дверью направо - рыжая бесхвостая брехунья Деська, которая истошно лаяла, когда хлопали двери. На втором этаже - белее ступени, гуще краска на стенах. На третьем охватывала сладкая паника - куда забрела. Расстояние между ступенями казалось больше и шагать становилось труднее. А на четвертый этаж решалась только заглянуть, а ступить не решалась. Там я, кажется, и не была никогда. Обратно спускалась быстро, быстро, стараясь не топать и все ожидая, что какая-нибудь дверь распахнется и раздастся вдогонку сердитый окрик: "Чего тебе тут надо?".
