Мара из Мариньяна | страница 2
Мне хорошо запомнилось, что по мере того, как становились дольше и продолжительнее тайные свидания Карла с Элианой, история Марсьенн шла по восходящей, обогащалась, обрастала плотью новых подробностей. С Марсьенн он виделся всего три-четыре раза, впервые повстречав ее в Марли, где та прогуливала свою выхоленную борзую. Четвероногая спутница Марсьенн и впрямь заслуживает упоминания, ибо на ранней стадии создания данной истории она — по крайней мере, для меня — обладала гораздо большей степенью реальности, нежели та женщина, к которой, как предлагалось заключить читателю, проникся страстью автор рассказа. С появлением Элианы в существовании Карла образ Марсьенн обрел конкретность; он даже не преминул наделить свою героиню родинкой внизу подбородка — одной из многих украшавших кожу Элианы и той самой, которая, по его заверениям, с каждым поцелуем лишь умножала пыл его любовных желаний.
И вот уже несколько месяцев у Карла были практически неограниченные возможности прикладываться губами к любой из бесчисленных родинок Элианы, включая и самую интимную — на левой ляжке, во взрывоопасном соседстве с пахом. Увы, эти родинки утратили для него былую неотразимость. История Марсьенн была дописана, а вместе с нею канула в небытие и его страсть к Элиане.
Каплей, переполнившей чашу, явился арест и последовавшее тюремное заключение ее мужа. Пока он был рядом, известную остроту в их связь привносил, по крайней мере, волнующий фактор риска; когда же законный соперник оказался надежно упрятан за решетку. Карл столкнулся с непривычной для себя ситуацией: любовницей, обремененной двумя детьми и уже в силу одного этого склонной видеть в нем защитника и кормильца. Нельзя сказать, чтобы Карл был вовсе чужд великодушию; однако еще труднее было бы увидеть в нем идеал кормильца и добытчика хлеба насущного. Равным образом нельзя было отказать моему приятелю и в другой добродетели — любви к детям; однако ему нисколько не импонировало выступать в роли отца перед детьми человека, которого он глубоко и искренне презирал. Максимум того, на что он был способен в сложившихся обстоятельствах, — это постараться устроить Элиану на работу, чем Карл без промедления и занялся. Оказываясь без гроша, он столовался у нее в доме. Время от времени сетовал на то, что ей приходится слишком много работать, принося в жертву печальной необходимости свою красоту; последнее, впрочем, втайне импонировало его эгоизму: от измотанной вконец Элианы не приходилось ждать чрезмерных притязаний на его время.