На рю де Розьер, что в еврейском квартале, я задержался у малюсенькой лавчонки по соседству с синагогой, где торговали селедкой и солеными огурцами. Девчонки-продавщицы, розовощекой толстушки, радостно улыбавшейся мне при каждом появлении, в этот раз не было. А ведь не кто иной как она во время оно (помню, я был тогда вместе с Кристиной) напророчила, что нам необходимо как можно скорее пожениться; в противном случае, предостерегла толстушка, обоим придется здорово пожалеть.
— Она уже замужем, — ответил я смеясь.
— Но не за. вами же!
— Ты думаешь, вместе мы будем счастливы?
— Вы будете счастливы только друг с другом. Вы предназначены друг для друга; что бы ни случилось, вам нельзя расставаться.
И вот я снова в том же квартале, прокручивая в памяти подробности странного давнего разговора и теряясь в догадках о том, что в конце концов сталось с Кристиной. Мне припомнилась Мара, рыдающая посреди темной улицы, и в мозг на мгновение закралась страшная, безумная мысль: что если в тот самый миг, когда я, скрепя сердце, вырывался из объятий Мары, Кристина вот так же выплакивала глаза в неуютном номере какой-нибудь захудалой гостиницы? Время от времени до меня долетали слухи, что она рассталась с мужем и, снедаемая вечной охотой к перемене мест, одиноко скитается по городам и странам. Мне она так и не написала ни строчки. Для нее наш разрыв давно свершился. — Навсегда, — сказала она. И все же, вспоминая о ней бессонными ночами, останавливаясь у фасада старинного дома на острове святого Людовика, поднимая глаза к переплету «ее» окна, я не мог поверить, что она окончательно вычеркнула меня из своего ума и сердца. Надо было, не мудрствуя лукаво, последовать совету жизнерадостной толстушки и пожениться; вот в чем заключалась невеселая истина. Знай я доподлинно, где она нашла себе прибежище, я не раздумывая сел бы на поезд и на всех парах помчался к ней. Плач во тьме по-прежнему разрывал мне уши. Как мог я быть уверен, что в тот самый миг Кристина не рыдает столь же безутешно в каком-то дальнем уголке земного шара? Ах, время, безвозвратно уходящее время? Мне начинали грезиться чужие города, в которых уже была ночь или раннее утро, одинокие, богом забытые селенья, где обездоленные и брошенные женщины проливают горькие слезы. Вынув записную книжку, я не спеша вывел час, число, место… А Мара — где сейчас Мара? Вот и она сошла с моей орбиты, сошла навсегда. Не странно ли: подчас люди входят в твое существование на мгновение-друтое, а исчезают — на целую вечность. Навсегда. И ведь даже в таких мимолетных встречах есть нечто предрешенное.
