Приходят вестники мира и сообщают, что Гарик, наконец-то дождался всех своих музыкантов, народ распаковывает инструменты. Таким образом, у нас еще целых пять минут, в течение которых мы можем базарить, а потом надо идти в комнату.
Штерн протягивает руку к моей стопке, облизывает ее края, и уже сам вопит на Якова с Алексом:
— Изверги! Вы мне чем тут ребенка травите?!
— Сам-то в курсе, что ты сейчас курил? — кричу ему я.
Тут раздается несколько громких хлопков в ладоши. Народ смолкает и начинает пробираться в комнату. В этот момент проникновенным шепотом мне на ухо сообщается:
— Кажется, но я в этом не уверен, это был гашиш. Единственно, в чем я точно уверен, это то что обстановка для его потребления была самая, что ни на есть ненадлежащая. И все из-за ваших с Яковом воплей…
Яков взирает на меня с видом торжествующего победителя. Он думает, что виснущий на моем плече Штерн в нашем с ним споре что-то доказывает. Я показываю на них с Алексом пальцем, и сообщаю Штерну:
— Они ничего не понимают в сказочных чудовищах…
— Да, — кивком соглашается он. — Откуда им знать, что бывает, когда два единорога охотятся друг на друга… Пойдем-ка, дружище Сенч, слушать Гарика. Иначе зачем мы сюда пришли?
Все первое отделение мы сидим бок о бок, прижавшись спиной к стене и поджав ноги, чтобы дать место сидящим и лежащим перед нами. В перерыве у нас даже нет возможности выбраться, и нам передают стакан сока с водкой, из которого мы пьем по очереди. Во втором отделении, когда с акустикой выступает Стивен, и народу становится еще больше, Штерн откровенно заваливает голову мне на плечо и чуть ли не спит, уткнувшись носом в мою шею. Я внимательно слушаю Стивена и пытаюсь представить, как звучали бы эти стихи, произнесенные штерновым голосом. И странное дело, теперь, когда я знаю, кто истинный автор, тексты уже не кажутся мне дурацкими. А уж наивно-оптимистичными они мне не кажутся вовсе. Это как детские сказки с нарочито счастливым концом, когда ты ясно понимаешь, что на самом-то деле — в реальной жизни — никакие крапивные рубашки никого не спасут и никакая мама к Серой Шейке не прилетит. В какой-то момент я начинаю откровенно рыдать, прекрасно понимая, что теперь я мало чем отличаюсь от стивовых поклонниц.
— Ну, что за соленую слякоть ты тут разводишь, — недовольно ворчит самоустранившийся автор, слизывая со своих губ мои слезы. И я понимаю, что не могу ему объяснить, отчего я плачу. И что растрогал меня вовсе не Стив, которого я как раз никогда не ценил.
