— Понимаю. Примите таблетки.
— К черту! К черту ваши таблетки!..
Справа от меня вдруг появилась неясная фигура. Я протер глаза и сообразил, что это Самуил Финн. Он налил себе двойную порцию виски.
— А-а-а, пришел… — процедил я сквозь зубы.
— Пришел, — ответил он спокойно. Его нос изрядно вспух. Он с жадностью припал к стакану и выпил все до дна.
— Самуил, возьмите и вы. — Маргарэт протянула таблетки и ему.
Я почему-то вспомнил письмо своей матери и сказал:
— Давайте дружить, ребята. Ведь, кроме нас, на свете никого больше нет…
— Подумаешь, величина! Кроме него, никого на свете нет! А два с половиной миллиарда людей? Если бы каждый житель земного шара ударил тебя щелчком по носу, от тебя не осталось бы даже мокрого места. Не хвастай своими кулаками. Они — нуль против водородной бомбы, и нуль в десятой степени против всего человечества.
— И все же нужно дружить… — невнятно бормотал я.
— Я вас провожу, — сказала Маргарэт.
Я остановился у выхода и посмотрел вдоль коридора. В конце стоял Боб и курил.
— Разве он курит? — удивился я.
— Вигнер, как дела? — спросила Маргарэт.
— Все нормально
— Правда? — воскликнула она.
— Да, я все успел вовремя.
— Сейчас я провожу Вильяма до комнаты, и мы с вами поговорим.
— Я тоже хочу с ним поговорить, — промычал я.
Ноги меня не слушались. Чикони не без труда дотащила меня до комнаты, толкнула на диван и выключила свет. Ее таблетки — это какое-то снотворное. Засыпая, я видел, как оранжевая скала медленно поднимается в голубую высь, подпираемая снизу густыми клубами фиолетового дыма.
Я проснулся с тяжелой головой и посмотрел на электрические часы над дверью. Было шесть утра. Значит, через четыре часа все начнется — вернее, все будет кончено. За окном редела предрассветная мгла. В комнате было душно, и я подошел к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха. Счетчики импульсов стояли на столе прямо перед окном. Сначала говорили, что при взрыве нельзя будет смотреть на скалу. Однако Боб подсчитал, что заметной вспышки при подземном взрыве не будет. Поэтому все, кто был связан с работой на приборах, перенесли их к окнам. Было интересно увидеть, что станет со скалой, когда под ней взорвется водородная бомба.
Часовой уже стоял не у изгороди, а ближе к зданию. Скала была черной на фоне темно-фиолетового горизонта.
Я смотрел в редеющий сумрак и думал о том, что здесь будет через четыре часа и что будет после взрыва. Сейсмические станции во всех странах зарегистрируют сотрясение земли. Сейсмологи по своим приборам легко определят место взрыва и нанесут его на карту. Они сопоставят характер сейсмической волны со всем тем, что им известно о землетрясениях, и без труда установят, что это было не землетрясение. Наше правительство будет все отрицать, и найдутся наши сейсмологи, конечно специально купленные для этой цели, которые будут доказывать, что никакого взрыва не было и все это — локальное землетрясение. Народы потребуют, чтобы к нам направили комиссию, чтобы убедиться в том, что действительно никакого взрыва не было. И тогда мы станем в негодующую позу и заявим, что это посягательство на наш суверенитет. Газеты пошумят, покричит радио, и все смолкнет. А мы будем некоторое время сидеть здесь и обрабатывать результаты наблюдения над подземным взрывом водородной бомбы нового типа. И это будет до тех пор, пока не подыщут или не выкопают еще одну пещеру под какой-нибудь скалой. И все начнется сначала…
